Теперь в дело вступает грохот взрыва: «Он налетел на скалы и продолжал раскатываться дальше — уж не знаю, на что он там еще натыкался. Но казалось, это никогда не прекратится... Это был очень устрашающий момент...».

После минуты немого удивления некоторые наблюдатели южного бункера на радостях пускаются в пляс. Напряжение сменяется облегчением. Оппенгеймера осыпают поздравлениями. Сбитый с ног Кистяковский уже снова поднялся, подошел к Роберту Оппенгеймеру, похлопал его по плечу и напомнил: «Оппи, вы должны мне десять долларов».

Энрико Ферми в лагере подготовился к ударной волне и ждал ее с нарезанной бумагой в кармане и с неизменной логарифмической линейкой в руках. Кеннет Грейсен, который закреплял на бомбе капсюли-детонаторы, видит, как над землей скользят, расходясь концентрическими кругами, желтые светящиеся облака. Они медленно надвигаются на лагерь. С двухметровой высоты Ферми бросает в воздух свои бумажные обрезки — до, во время и после прохождения ударных волн. Поскольку ветра в это время нет, то по дистанции между захваченными ударной волной бумажками и теми, что были брошены раньше, можно будет заключить о взрывной силе бомбы. Однако этот кустарный метод, похоже, следовало проработать лучше. Полученный результат в десять тысяч тонн тротила заметно отличается от полученных позднее, уточненных 18 600 тонн. Бомба оказалась намного сильнее, чем ожидало большинство физиков. Исидор Айзек Раби срывает джекпот своей последней ставкой в пари в восемнадцать тысяч тонн. Через восемь минут атомный гриб дорос уже до высоты тринадцать километров, и ветер постепенно разрушает его симметричную структуру. Фил Моррисон наблюдает распад гриба на три отдельных облака. Среднее поворачивает в сторону севера и движется к бункеру, в котором установлены камеры Брикснера. Официальный фотограф Тринити первым замечает новую угрозу, которая исходит из развязанной атомной энергии, а именно выпадение радиоактивных осадков: «Я глянул вверх и заметил красноватую пелену; похоже, она опускалась на нас». Генри Барнетт, военный врач медсанчасти и ответственный северного бункера за контроль над излучением, регистрирует рост значений на своем измерительном приборе и отдает распоряжение на всякий случай тут же всем эвакуироваться. На Брикснера тревога Барнетта не произвела впечатления. Он садится в джип лишь после того, как в него погружены все камеры. На других пунктах наблюдения тревогу не поднимали. Благоприятное направление ветра гонит облака с их невероятно высокой активностью распада дальше в тропосферу, при этом излучение убывает пропорционально квадрату расстояния. Дрейф облаков обеспечивает довольно тонкое распределение осадка радиоактивных частиц, приставших к пылинкам, по территории в несколько тысяч квадратных километров. Контролеры излучения Джон Маги и Джозеф Хиршфельдер едут на своем джипе вслед за радиоактивным облаком и в придорожном магазинчике в двадцати пяти километрах севернее нулевой точки получают первый отклик на случившееся от ни о чем не ведающего населения: «Ну что, ребята, провернули нынче дельце, а? — сказали им вместо приветствия. — Солнце взошло на западе, но что-то быстро закатилось». Тем, кто живет в этой малонаселенной местности — в городках Сан-Антонио и Сокорро, в Кафф-Карризозо или на уединенной ферме, — хорошо известно, что в закрытой военной зоне Хорнады в последнее время царило бурное оживление. Один фермер даже работал сварщиком в зоне на строительстве башни Тринити и неплохо заработал. Но смысла его работы ему так никто и не объяснил. Тяжелогрузный транспорт и заметный наплыв армейских лимузинов в выходные стали темой обсуждений в магазинах, барах и у садовых оград. Но, несмотря на любопытство, вопросов здесь никто не задает. Американские войска еще воюют. Япония пока что не побеждена.

Деревенский дурачок из Карризозо шел по улице, увидел в утренних сумерках небесное явление и принялся вопить о нападении японцев с воздуха. Другие жители подумали кто про землетрясение, кто про падение метеорита или про рухнувший бомбардировщик В-29, когда со столов падала посуда и лопались стекла в окнах. Что бы там ни взорвали сегодня ребята, а те, кто в эту рань уже был на ногах или внезапно проснулся от сильного свечения, уже никогда не забудут этот момент. Фермеры-скотоводы рассказывали о том, как лошади пускались наутек. То чабан, то работник фермы, то отец, собравшийся со своим сыном с утра пораньше ехать в Санта-Фе, то несколько путников, ехавших по ближнему шоссе, подтверждают историю, которую Эд Лэйн рассказал репортеру из местной газеты. Эд — машинист тепловоза железнодорожной компании Санта-Фе, и в половине шестого он вел свой товарный поезд из Альбукерка, штат Нью-Мексико, в Эль-Пасо, штат Техас, «и тут мне показалось, что солнце ни с того ни с сего вдруг вырвалось из темноты. Я увидел мощную вспышку. За ней последовал яркий красный свет, а в это время в небе клубились три гигантских кольца дыма, как будто их закрутила могучая сила».

В первых лучах солнца экскурсия Энрико Ферми в облученную зону закончилась после первого же километра. Его танк просто встал. Пришлось ему и его водителю возвращаться в лагерь пешком. Герберту Андерсону повезло больше. Ближайший сотрудник Ферми и руководитель эксперимента по первой цепной реакции на американской земле, добрался до самого центра взрыва. Его танк «шерман» дополнительно заэкранирован листами свинца, что оказалось дальновидной мерой, ибо излучение здесь существенно выше, чем ожидалось по прогнозам. Измерительные приборы зашкаливают. Они не могут показать фактическое значение излучения. Для того чтобы взять пробы почвы, Андерсону не надо покидать его свинцовую крепость. Он может сделать это при помощи манипулятора, установленного на танке. После этого он велит водителю подъехать к краю кратера. Глубина кратера от трех до восьми метров, диаметр четыреста метров, и он весь покрыт коркой из зеленого стекла. Лишь кое-где из бетонного фундамента торчат искореженные остатки стальной арматуры — единственное напоминание об испарившейся башне Тринити.

Уильям Лоуренс — репортер газеты «New York Times». Генерал Гровс считает его достаточно патриотичным и богобоязненным, чтобы доверить ему освещение событий Манхэттенского проекта. Вот они стоят перед южным бункером, и он спрашивает Роберта Оппенгеймера о его первых впечатлениях. Могучий взрыв «поверг его в страх», — признаётся руководитель удавшегося проекта. Он находит этот опыт «весьма угнетающим». «Правда, — добавляет он, — многие мальчики, которые сегодня еще не выросли, будут однажды обязаны жизнью этой бомбе».

Кеннет Бейнбридж говорит об «ужасном и подавляющем зрелище». Между тем и он пожал руку Роберту Оппенгеймеру, поздравляя его. Бессчетное число раз за последнее время руководитель испытания Бейнбридж думал о слабых местах, за которые он в случае неудачи эксперимента понес бы ответственность. Какую еще недокрученную гайку он мог проглядеть? Где в случае ливня могло бы случиться короткое замыкание? Какую электронную схему он забыл включить? И что сказал бы на это Трумэн в Потсдаме? Все эти мучительные вопросы стали теперь беспредметными. Огромный груз свалился у Бейнбриджа с плеч. Правда, к радости и облегчению от удачного испытания примешиваются недобрые предчувствия, когда он смотрит Оппенгеймеру в глаза и говорит: «Все мы после этого сукины дети».

В первую очередь я хотел бы сердечно поблагодарить моих первых читателей. Их энтузиазм и инициатива сопровождали возникновение этой книги. Альфред Мюллер, д-р Фалько Кунке, Фолькер Печик, Гизела Оттмер и Эрвин Оттмер критически просматривали черновую рукопись — главу за главой — и открывали для меня новый угол зрения. Если в моем рассказе и встретятся ошибки, то все они на моей совести.