Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хочешь такую же? – улыбается Давид, игнорируя мой предупреждающий взгляд.
– Хочу! Хочу! – восклицает сынок, расплываясь в широкой улыбке.
Я хмурюсь, но только этим двоим всё равно на моё мнение. Они уже во всю обсуждают рыбок, которые обязательно купят после «семейного» обеда.
– Давид, – шепчу мужу на ухо, – не делай так, пожалуйста.
– Как не делать? – игриво произносит, изгибая бровь дугой.
– Не балуй Сашу.
– Я его радую, – целует меня в щеку, обнимая за талию.
Ладно. Я поговорю с ним на эту тему дома, когда останемся наедине. Давид должен понимать, что воспитание ребенка – непросто купить понравившуюся игрушку или же сводить в зоопарк. Это целая система, которую я всегда соблюдаю, пока не вмешивается муж.
Нас зовут к столу, и я прекращаю сверлить Давида взглядом, а на против. Мило улыбаюсь, поправляю ворот мужской рубашки и провожу ладонями по плечам, разглаживая невидимые складки на пиджаке.
Эрнест Юсупович занимает место во главе стола, лицом к входной двери. По правую руку от него садится Давид, затем я и Санька. А вот с гостями напротив получается интереснее. По идее, родная дочь должна была занять место подле своего отца, но его занимает Рената, вызывая у Аниты колкий взгляд и негодование.
Здесь что-то не так. Это чувствую я, мой муж, сжимающий зубы от злости и семейка Шагаевых. Точнее, Анита. Дамиру, вроде, всё равно. Хотя… Нет. Он ухмыляется и даже, можно сказать, наслаждается тем, что происходит потом.
Эрнест Юсупович накрывает ладонью женское запястье и поднимает взгляд вверх, окидывая взглядом всех присутствующих за столом:
– Спасибо, мои дорогие, что приехали навестить старика. Я безумно рад вас всех видеть.
Я глотаю тихий смешок, Дамир – тоже и в какой-то момент мы встречаемся взглядом. Улыбки сползают с наших лиц одновременно. В секундах застывает вечность. Он рядом, но не со мной. Сидит напротив, дышит одним и тем же воздухом, что и я. И, как на зло, мои руки начинают дрожать. Сердцебиение учащается, а в горле застревает комок.
«Что мы здесь делаем?» – спрашивают его глаза.
«Не знаю», – пожимаю плечами.
Дамир переводит взгляд на Саньку и, устало улыбнувшись, грустно вздыхает. Этот вздох вместо тысячи слов. Он жалеет обо всём, как и я. Мы наделали глупостей. Наломали дров вдвоём. Зачем теперь жалеть, мучать… себя, его?
– Как вы уже успели догадаться… – продолжает говорить Эрнест, – я пригласил вас в гости не просто так. Вчера в ресторане было много людей и, в общем, такие новости узнают в тесном семейном кругу. Я женюсь.
В комнате зависает пауза. Становится настолько тихо, что я отчётливо слышу тиканье наручных часов своего мужа.
– Что? – первой в себя приходит Анита. – Папа, ты сейчас серьёзно? Женишься?
– Да, – кивает Эрнест, – я знал, что ты так скажешь. Я в своём уме, если ты хотела спросить это.
– Бред, – фыркает Анита, закатив глаза.
Неожиданно Эрнест Юсупович стучит кулаком по столу, заставляя всех вокруг встрепенуться.
– Я не спрашивал твоего мнения, дочь, – произносит строгим тоном, сверля Аниту гневным взглядом, а затем, как ни в чём не бывало, широко улыбается. – Если кому-то что-то не подходит, то я никого не держу, а для остальных…
Эрнест поднимается со стула, расправляет плечи и протягивает руку Ренате:
– Прошу любить и жаловать мою будущую жену.
Я хочу домой. Сбежать отсюда и поскорее, но Давид сказал, уедем позже. Вот как это выдержать, когда меня бросает в жар от одной только мысли, что весь этот обед – начало конца. Грядут перемены, и я даже знаю какие! Отныне всё будет иначе. Рената, Анита… Ненавидят меня и имеют на это право. Я перешла дорогу каждой. Разлучница, угонщица или как там называют ещё?!
Санька скучает. Ему тоже неуютно в этом доме, как и мне.
Он шепчет на ухо:
– Мам, пошли домой.
А я очень хочу ответить: «Конечно, сынок. Уже идём».
Но вместо этого:
– Скоро, Санечка, потерпи ещё чуть-чуть, – произношу виновато, сжимая детскую ручонку.
Санька надувает губки. Обижается. Я не могу на это смотреть. Материнское сердце трепещет в груди, будто крылья у пойманной бабочки. Быстро-быстро. Не посчитать удары!
– Мы погуляем на улице. Можно? – спрашиваю у Давида.
Муж кивает, но перед тем, как разрешить нам с сыном встать из-за стола, кладёт ладонь сверху моего запястья со словами:
– Я тоже хочу уйти. Решу один вопрос и сразу же поедем домой.
Улыбаюсь через силу.
Хорошо. Решай, а я...
Поднимаюсь со стула, извиняюсь перед всеми присутствующими и увожу сына, подальше от этого кобла ядовитых змей.
На улице холодно. Декабрьский ветер ерошит мне волосы, яркое солнце бьёт в глаза, а под ногами хрустит снег.
– Ма, – зовёт детский голос, и я оборачиваюсь. – Лови!
Санька бросает в меня снежок и мне приходится спрятаться за деревом.
– Защищайся! – кричит сынок, атакуя моё укрытие очередным снежком.
Мне ничего не остается другого, как включиться в игру. Присаживаюсь на корточки и, набрав пригоршню снега, леплю небольшой шар.
За игрой время летит незаметно. И плевать на то, что мой макияж предательски «поплыл», что растрепались волосы… Я счастлива, как только может быть счастливой женщина. Сын – самые сильные эмоции. Его улыбка – музыка в моей душе, а звонкий смех – любимая песня.
Моё укрытие «обстреляли» со всех сторон. Я бегаю вокруг большого дерева, а Санька, визжа от смеха, бежит следом, пытаясь бросить в меня снежок.
Что-то пошло не так... А, может быть, всему виной высокие каблуки. Поскальзываюсь. Машу руками, но сохранить равновесие не удаётся. Падаю на землю, уткнувшись лицом в снег.
– Не ушиблась? – доносится сверху и я даже не успеваю ответить, как сильные руки подхватывают меня под мышки. – Ну ты и загонял маму, сы... Санька!
Сердце колотится как сумасшедшее. Я молчу, боясь шевелиться.
Что он здесь делает? Почему помогает подняться? Зачем пытается стряхнуть с моей шубы снег, а затем заправить за уши мокрые волосы и, как бы невзначай, коснуться ладонью щеки?
– Спасибо, – бубню под нос, не отрывая взгляда от его рук.
А он, глотает тихий смешок и всё-таки обхватывает моё лицо двумя ладонями. Его тёплые пальцы скользят вверх-вниз, оставляя на коже горячий след.
Вздрагиваю. Дышу рвано. Грудную клетку сжимает обручем. Волнительный трепет до мурашек по коже, до дрожи кончиков пальцев.
– У тебя туш потекла, – произносит охрипшим голосом.
– Не смотри на меня, – прячу лицо в ладонях и, наконец совладав с эмоциями, отстраняюсь от Дамира.