Через две недели Агнешка переехала в дом родителей. Потом Милош время от времени встречал ее на углу Онтарио и Дауни-стрит с брошюрами в руках. Но они больше ни разу не разговаривали. Агнешка отворачивалась, Милош проходил мимо.

Случалось, Мерси видела Милоша в окне кухни. Или во дворе: он мыл фургон или подстригал траву. Он завел собаку — черного лабрадора. И назвал его Шопс — может быть, в честь Шопена — Мерси не спрашивала. Женщин у него больше не появлялось. Мерси судила не по тому, что видела, а по тому, что слышала: музыку и голоса немолодых мужчин, приходивших играть в карты.

Теперь от Милоша веяло покоем — так бывает после того, как человек покорился и даже обрел смирение. Мерси знала по себе. Когда умер Том…

Милош никогда не здоровался.

Но он махал рукой.

И улыбался.

Улыбался и махал рукой.

Мерси не требовалось иных — и лучших — знаков того, что Милош выживет. Хотя бы потому, что он этого хотел. В конце концов, ведь существовала еще целая новая жизнь, которую надо было наследовать и осваивать.

6

Пятница, 14 августа 1998 г.

Мерси накормила завтраком Уилла. Сок, тост и мармелад. Уилл не доел тост, и Мерси впервые видела, чтобы он выпил лишь половину чашки кофе с молоком.

Джейн не появлялась. Мерси это не тревожило, разве что только из-за мальчика. Она ясно понимала, что происходит; когда распадается брак, человек скисает. Но это пройдет.

— Хочешь в парк?

— Нет.

Уилл, не выпуская из руки чашку, развалился на стуле и постукивал каблуками по перекладине.

Мерси чувствовала — она обязана что-то делать — как-то его спасать.

— Тогда пойдем куда-нибудь еще, — предложила она.

— Чтобы мама могла привести сюда друга, пока нас нет?

— Какого друга?

— Мужчину.

— Какого мужчину?

— Того, с которым она трахается.

Мерси не ответила. Ругать его за подобные слова — делать только хуже. Подталкивать к еще большему сквернословию. Уилл прошел до конца путь, на который детей толкает полное разочарование во взрослых. Мальчик выглядел на десять лет старше — бледный, худющий, страшный. Волосы словно выцвели и безжизненно повисли. А ведь ему всего семь лет. Безжизненный и семилетний — не очень вяжется.

Мерси беспокоилась, не хотела об этом думать. Но мальчик сделался неузнаваемым. Глаза превратились в щелочки, уголки губ опустились, зубы стиснуты. И руки — то сжаты в кулаки, то хватаются за все подряд. Он с грохотом передвигал посуду, топал по комнатам, громыхая дверями, или оставлял двери открытыми, и тогда в дом врывались полчища мух и комаров. Он больше не собирал головоломок и не читал книг — так и не закончил «Остров сокровищ». И каждый раз, когда соизволяла появляться Джейн, вставал и уходил. И еще он начал кампанию сопротивления Мерси. Недоедать за столом было только частью его войны.

Уилл прекратил общаться с друзьями — никого не хотел видеть. Друзья требуются только в школе — для того чтобы поболтать о том о сем, потрепаться о хоккее и обменяться карточками с портретами хоккеистов. Детские игры его не забавляли: Все равно постоянно проигрываешь. А если выиграешь, тебе говорят, что ты жульничаешь. Единственной игрой, которая ему нравилась, был крокет. Но мои придурки родители испортили газон — устроили на его месте идиотскую клумбу. А когда Мерси напомнила, что это не Грифф и Джейн, а хозяин распорядился сделать клумбу, он ответил: Могли хотя бы возразить. Рассказать про крокет. На это Мерси не нашла что ответить.

Сейчас она направилась к задней двери и сказала: «Мы идем в парк». Не спросила, хочет ли Уилл, а сообщила — «идем».

— Возьмем напрокат лодку и поплаваем по озеру. Я куплю пепси.

Мерси гребла, а Уилл сидел на задней скамейке, надвинув на лоб козырек кепки, чтобы в тени не было видно его глаз.

Редьярд сидел на носу.

— Через три недели начинаются занятия в школе. На следующий день после Дня труда[33].

Уилл ничего не ответил.

— Пойдешь в третий класс.

— Угу.

— И все твои друзья тоже.

— Да, но у меня будет велосипед. Тогда мне не придется ни с кем гулять.

— Посмотрим, что на это скажет твоя мама.

Мальчик пропустил ее слова мимо ушей.

— Велосипед будет синий, — продолжал он, поглядывая на сады вокруг домов на противоположном берегу. — Всегда хотел синий. Десятискоростной.

— А это не слишком опасно?

— Все на свете опасно. Велосипедистов убивают каждый день придурки взрослые, которые не умеют водить машины. Не все ли равно, как умереть — под колесами или от чего-нибудь другого.

— Давай сменим тему.

— Почему?

— Потому. Я не расположена говорить о мертвецах. И тебе не советую. Посмотри, какой прекрасный день.

Подплыли два лебедя и стали к ним присматриваться. Птицы привыкли к присутствию людей — чего тут только не было: прогулочные катера, гребные лодки, водные велосипеды и каноэ. Но лебеди все равно проявляли любопытство: кто это там? Нет ли тут еды?

Дома, незаметно для Мерси, Уилл сунул в карман недоеденный кусок тоста и теперь извлек его и разбросал крошки по воде.

Подплыл самец, попробовал. Неплохо. И только после этого к нему присоединилась самка.

— Лебеди сходятся в пары на всю жизнь, — заметил Уилл.

— Я в этом не уверена, — возразила Мерси. — Гуси, те — да.

— Значит, мои мама и папа лебеди.

Лучше бы они были гусями, подумала Мерси. И потом: Я все-таки не считаю, что все кончено. Черт возьми, ради Уилла, надеюсь, что это не так.

Час спустя они сидели за столиком на тротуаре перед «Паццо» и ели пиццу.

Редьярд дремал у ног Мерси.

— Что значит «гей»? — неожиданно спросил Уилл.

— Веселый. Счастливый.

Мальчик подозрительно посмотрел на нее.

— А я думал, что-то другое. Плохое. — Он разрезал пиццу и отложил нож.

Мерси ждала. А потом сказала:

— Это слово может означать иные вещи.

— Какие?

— Ну, например… — Она пригубила вино и пожала плечами. — А почему ты спрашиваешь?

— Вон тот человек только что сказал сидящей с ним женщине, что он гей. Он мне не кажется очень веселым.

Мерси посмотрела в ту сторону и поняла, что мальчик говорил о двух молодых актерах из труппы.