Айзенштадт, несмотря на распоряжение министра народного просвещения Шишкова объявить ему лично о приостановке деятельности депутации[1066], которое было, вероятно, выполнено местными властями, в конце августа 1826 г. во время проезда великого князя Константина Павловича через Оршу явился к нему с прошением и «называл себя депутатом еврейского народа»[1067]. Выяснилось, что великий князь не знал, «продолжается ли существование означенных депутатов и имеют ли право носить сие наименование доныне»[1068]. Он пожелал узнать, «не производятся ли мимо ведома начальства по кагалам в пользу депутатов денежные сборы и не даны ли им от еврейских обществ и кому именно какие-либо новые доверенности и в чем оные состоят»[1069]. Все губернаторы, от которых Константин Павлович потребовал объяснений по этому поводу, заявили, что ни об упразднении депутации, ни о новых «происках» депутатов никаких сведений не имеют[1070]. Эти источники позволяют предположить, что факт упразднения депутации воспринимался далеко не так однозначно и категорично, как ранее было принято считать.

Исследование истории еврейской депутации позволяет существенно скорректировать представляющееся нам весьма поверхностным утверждение А. Каппелера, что «у евреев не было сопоставимой с дворянством элиты, с которой можно было сотрудничать»[1071] российской власти. В еврейском обществе существовала прослойка, которая вполне вполне осознавалась самими евреями как патрициат. Все без исключения еврейские депутаты 1812–1825 гг. происходили из этой среды. При этом необходимо отметить влияние на некоторых из них культурных течений, во многом противоположных друг другу, – хасидизма и еврейского Просвещения. Депутация 1812–1825 гг. действовала в рамках бюрократических практик Российской империи и одновременно использовала традиционный дискурс для коммуникации с еврейским населением. Проект сотрудничества власти и традиционной еврейской элиты не был в полной мере осуществлен. К конфликтам и взаимонепониманию вело стремление власти превратить депутацию в бюрократическое учреждение, регламентирующее жизнь российских евреев на основе традиционного еврейского права, и постоянные подозрения властей в том, что депутаты являются главными «зачинщиками» беспорядков в еврейской среде.

Наряду с официальной депутацией в исследуемый период существовали другие формы еврейского представительства. Условия возникновения альтернативных форм выражения интересов тех или иных групп еврейства, их функционирование и восприятие властями послужат предметом рассмотрения в нижеследующих разделах данной главы.

Одновременно с официальными депутатами на протяжении всего периода с 1817 по 1825 г. действовали «поверенные от евреев», выражавшие интересы своих общин. В большинстве случаев они были снабжены заверенными в губернских правлениях доверенностями от своих кагалов или «обществ». Сведения о них главным образом содержатся в мемориях Четвертого еврейского комитета в виде кратких упоминаний. В двух случаях, которые подробно будут рассмотрены ниже, мы имеем дело с подлинными прошениями «поверенных». Эти прошения относятся к 1825–1826 гг., т. е. ко времени, когда официальная депутация находилась на грани упразднения, либо уже была упразднена. При этом следует отметить отсутствие терминологической четкости в отразивших деятельность этих поверенных делопроизводственных документах: иногда их могли называть «депутатами», а иногда, наоборот, лица, известные как официальные депутаты, именовались «поверенными от евреев»[1072].

Самые ранние свидетельства о сосуществовании депутатов и поверенных являются в то же время свидетельствами определенного соперничества и конфликтов между ними. В начале ноября 1817 г. евреи из земледельческих колоний Новороссии прислали Голицыну прошение, в котором доказывали неспособность евреев к земледелию и то, что только «клеветнические представления на евреев перед русским правительством предуспели лишить евреев свободы упражняться в преимущественнейших их, по торговым оборотам, занятиях, и заставили их перейти в звание носящих имя черного народа хлебопашцев»[1073]. Просители жаловались на произвол местных властей, требовали отсрочки податей. При этом авторы прошения называли себя депутатами. Голицын отправил запрос главному попечителю колоний И.Н. Инзову, который, как и следовало ожидать, ответил, что «жалобы выдуманы сочинителями оного [прошения], самозванно назвавшимися депутатами, так как их никто не уполномочил, сами же сочинители лентяи и бездельники, отбившиеся от всякого труда кляузники»[1074]. Когда вопрос о жалобах еврейских колонистов вновь затрагивался на заседаниях Комитета министров в октябре 1818 г., те же просители уже именовались «поверенными».