Ранее ему потребовалось почти два часа, чтобы от рощи авокадо добраться до стены, огораживающей резиденцию серба. Пробежать такую дистанцию не составляло труда для человека, постоянно бегающего полумарафон, но ему приходилось прятаться и от охранников, и от пеонов, бригады которых шли к воротам. Он по-прежнему прятался.

Добравшись до дороги, окаймляющей кукурузное поле, он упал на живот, осторожно выглянул. По дороге на квадрацикле ехали два охранника. Дождавшись, когда они скроются за поворотом, он перебежал дорогу и исчез в персиковом саду. Сверху он хорошо изучил ферму и наметил маршрут от защитной стены до нужного ему места, позволяющий избегать открытых пространств, где его могли увидеть.

Практически все необходимое снаряжение, которое находилось или в мешочке для ленча, или в узких плавках, надетых под боксерскими трусами, он уже использовал. Остались только часы подводника на запястье, ремень на талии, нож, закрепленный на пояснице (спереди не виден, но всегда под рукой). Повязка, липкий пластырь и всякие мелочи, очередь до которых еще не дошла, лежали в плоском кошеле, составляющем часть пояса.

Он вновь посмотрел на горный хребет, чуть изменил курс, остановился, склонив голову, услышал журчание воды. Выбежал на берег речки, отошел на пятнадцать ярдов, разделся, оставив только ремень, нож и плавки.

Издалека донесся собачий лай: выпущенные из загона собаки начали поиски. Он понимал, что ветерок с моря через несколько минут донесет до них его запах.

Работал осторожно, но споро, пока не добился, чего хотел, потом на цыпочках вернулся к речке, вошел в холодную воду, лег, и течение понесло его через поместье, к взлетно-посадочной полосе и горному хребту.

Несмотря на заверения, что доберманы никогда его не тронут, ван Ренсберг поднял стекло, когда медленно поехал от ворот в глубь фермы.

За ним в пикапе следовал заместитель главного собачника. Кузов пикапа представлял собой большую проволочную клетку. Главный собачник сидел рядом с ван Ренсбергом, высунув голову в окно. Именно он услышал, как изменился лай его подопечных, простое гавканье сменилось возбужденным визгом.

– Они что-то нашли! – прокричал он.

Ван Ренсберг улыбнулся.

– Где нашли, где?

– Там.

Макбрайд скорчился на заднем сиденье, отгороженный от поместья стенками и стеклами «Лендровера Дефенс». Он вообще не любил охранных собак, натасканных на людей, а тут их была целая дюжина.

Собаки действительно что-то нашли, но визжали не от радости, а от боли. Южноафриканец подъехал к краю персикового сада, где они сгрудились посреди дороги. Их внимание привлекла груда окровавленной одежды.

– В клетку их, – приказал ван Ренсберг.

Главный собачник вылез из кабины, закрыл дверцу, поднес к губам свисток. Собаки, повизгивая, запрыгнули в кузов пикапа, где их и заперли. Только после этого ван Ренсберг и Макбрайд покинули «Лендровер».

– Вот, значит, где они его поймали, – изрек ван Ренсберг.

Собачник, все еще удивленный поведением своих питомцев, поднял окровавленную рубашку, поднес к носу, тут же отвернулся.

– Сволочь! – воскликнул он. – Порошок чили, мелкодисперсный, зеленого перца чили. Попадает в нос при вдохе. Неудивительно, что бедняжки так визжат. Им больно.

– Когда они снова смогут взять след?

– Не сегодня, босс, возможно, даже не завтра.

Они нашли штаны, также обильно осыпанные порошком зеленого чили, соломенное сомбреро, даже плетеные сандалии. Но не тело, не кости, только несколько пятен крови на рубашке.

– Что он тут сделал? – спросил ван Ренсберг собачника.

– Порезался, вот что сделал этот подонок. Разрезал руку ножом и окровавил рубашку. Знал, что это сведет собак с ума. Так всегда бывает, если при патрулировании они чуют человеческую кровь. Они набросились на рубашку, начали рвать ее, вдыхая частички чили. Так что до завтра поисковых собак у нас нет.

Ван Ренсберг оглядел другие предметы одежды.

– Он разделся. Мы ищем голого человека.

– Возможно, и нет, – возразил Макбрайд.

Своих охранников южноафриканец экипировал по армейскому образцу. Все носили одинаковую форму. Брюки заправлялись в высокие, до колен, ботинки. Талию перепоясывал широкий кожаный ремень с пряжкой. Под ремень заправлялась камуфляжная рубашка африканской расцветки «леопард». Рукава обрезались на середине предплечья, а потом закатывались на бицепсы. Одна или две нашивки соответствовали званиям капрал и сержант, младших офицеров отличала полоса на погонах рубашки.

Около тропинки, где, похоже, произошла стычка, Макбрайд нашел зависший на кусте оторванный погон. Без полосы.

– Я не думаю, что этот человек голый, – заметил Макбрайд. – Я думаю, он в камуфляжной рубашке, правда, без одного погона, армейских штанах и ботинках. Не говоря уже о шляпе, точно такой же, как ваша, майор.

Ван Ренсберг побагровел. Но против вещественных улик не попрешь. Две полоски на земле оставили, похоже, каблуки человека, которого волокли по высокой траве. И привели они к речке.

– Тело он бросил туда, – пробормотал майор. – Теперь оно уже в море.

«И мы все знаем, как вы любите ваших акул», – подумал Макбрайд, но ничего не сказал.

Вот тут-то до ван Ренсберга дошел весь ужас случившегося. Где-то здесь, в поместье площадью в шесть тысяч акров, бродит профессионал-наемник, получивший доступ как к оружию, так и к квадрациклам и нанятый, по убеждению майора, чтобы прострелить голову его работодателю. Он что-то пробурчал на африкаанс,[59]скорее всего выругался. Потом потянулся к рации.

– Мне нужны еще двадцать человек для охраны особняка. Помимо них, не впускать никого, кроме меня. Они мне нужны полностью вооруженные. Пусть сразу займут позиции вокруг дома. Исполнять немедленно.

Они поехали назад, через всю ферму, к особняку, огороженному защитной стеной.

Часы показывали без четверти четыре.

Вода, словно бальзам, охладила и омыла разгоряченное от жары тело. Но эта же вода таила в себе немалую опасность, потому что он чувствовал, как по мере приближения к морю ускоряется ее бег между бетонных берегов.

Там, где Декстер вошел в воду, он еще мог переправиться на другой берег. Но в воду он вошел далеко от того места, в которое хотел попасть, да и собаки могли его заметить. Опять же, с гребня он видел растущее около искусственного русла дерево, видел его и на фотографиях.

Из неиспользованного снаряжения у него осталась складная кошка с тремя крюками и двадцатифутовым шнуром. Плывя по извилистому бетонному руслу, он раскрыл все три крюка, закрепил их в гнездах, продел правую руку в свернутый бухтой шнур, закрепил петлей на запястье.