Князь ходил по малой горнице, присаживался на лавки, устеленные пестроткаными налавочниками, мягко ступал красными тонкими сапожками по коврам, устилавшим полы. Ковры же и на стенах — ради подслухов. Ничего, что в этой горнице говорилось, через стену, коврами увешанную, не услыхать. Разноцветной пестротою полнился малый покоец. И князь в пестротканом кафтане ходил, как будто был частью этого цветастого великолепия.

А вот Илья в синих портах крашеных, да в белой рубахе, сером кафтане без всяких украшений казался здесь чужим.

— Греки николи к нам войной не ходили! Это мы от Кия и Дира, от Олега с Игорем на Константинополь воевать плавали! Не они нам, а мы им угроза! — сказал он.

— Потому и не ходили, что всё время нож славянский к их горлу приставлен был! Да и умнее они нас будут. Мы-то свои головы подставляем, а они, византийцы хитростные, горазды чужими руками жар загребать. Печенеги с чего поднялись? С византийских денег, да так, что нам и не остановить никак! Это мы, дураки, кулаками махать горазды, а византиец умом берёт!

— Не пойму я, князь, к чему ты ведёшь? — сказал Илья, чувствуя, что князь чего-то недоговаривает.

— Вот ты Византию хвалишь, — сказал Владимир, останавливаясь перед Ильёй. — А я их сильно боюсь! И коли бы мы с Корсунью воевать не стали — пришлось бы нам долги Византии отдавать! Иначе она нам море закроет, тогда и не выплывешь из Днепра никуда! Да врагов они на нас, как печенегов, натравят. Маленько острастку Царьграду дать хотелось под Корсунью! Чтобы ведали: с князем киевским шутки плохи.

Илья не стал говорить, что князь лукавит и в словах его не вся правда, а правда в том, что и войско своё распускать не хотел, и содержать его было не на что, вот и пошёл грабить! А видишь, как обернулось! И Корсунь взяли. И даже веру их приняли! А мира — не обрели! Опять кругом опасно живём! «Сам воист больно!» — думалось Илье.

Словно читая его мысли, князь выкрикнул:

— Скажешь: « Кроткие наследуют землю»? Так?

— Так! — сказал Илья. — Господь заповедал.

— Что же, наследуют, да только их воистые побеждают и злые!

— Воистые побеждают! — согласился Илья. — Так ведь в Писании сказано: «Наследуют». Все победы воистых кротким бескровно достаются!

— Эх, Илья Иваныч, ты прямо как Соломон премудрый, сидеть бы тебе в пещерах киевских да истину глаголить...

— Срок не пришёл! — неожиданно для себя самого сказал воевода Илья Муромец.

— Ведаешь ли, сколько мы Царьграду должны?

— Должно, немало?

— А ведаешь ли ты, что с нас корысти как со свиньи шерсти?

Илья молчал.

— Нельзя со свиньи шерсти настричь, да можно сала натопить! — будто самому себе, сказал князь.

— К чему ты? — спросил Илья.

— Чем с нас Хазария дань имала? А? Золота в Киеве на откуп николи не было! То-то и оно, что дружинами! Боев из Киева брали да во все страны поднебесные головы класть посылали. А коли они не побеждали — отдавали всех на заклание. Али ты не помнишь?

— Я-то? — усмехнулся богатырь.

— Так вот Царьград с нас той же дани требует. — Князь сказал это вроде как с облегчением. Сел рядом с Ильёю. — Тебе первому открываюсь. Даже Добрыня не знает!

Они долго сидели молча.

— Знает, — сказал Илья. — Тут большого ума не надобно, чтобы догадаться.

— А может, и знает! — согласился князь. — А не сказывал я ему, потому что по-своему он всё перевернёт и не поверит, что мне податься некуда — дружину Царьграду давать придётся!

«Он ведь, не ровен час, подумает, что я его из Киева усылаю», — не договорил, подумал князь.

— Как Свенельда? — глядя своими синими глазами прямо в душу князю, спросил Илья.

— И ты подумал? — спросил Владимир робко, как нашкодивший мальчонка.

— Нет, — сказал Илья.

— Почему? Всё ведь так же выходит! Победа — и победителей князь-изверг за море усылает!

— Так, да не так! — сказал Илья. — Раньше ты, язычник, усылал на смерть врагов своих, а ноне ты — христианин и на смерть посылаешь братьев своих. Понял разницу?

— Я-то понял! — вздохнул князь. — Поймёт ли Киев?

— Да ладно тебе! — сказал Илья, вставая и берясь за шапку.

— Ты же всё рассчитал. Раз я пойду — поверит Киев, что так надобно. Не варяги пьяные за море пойдут, а христиане — братьям своим во Христе на выручку. Так ли? — Он наклонился с высоты своего роста и заглянул князю в лицо.

— Так, — потупя глаза, ответил князь.

— Видишь, князь, как варяги, убиенные тобою, откликнулись? — сказал Илья на прощание.

— «Мне отмщение, и аз воздам», — в Писании сказано. Ворожишь болезнь постылому, а смерть приключается — милому!

— Вот те крест, что от сердца отрываю! — всхлипнул Владимир, осеняя себя широким крестом. — Никак по-другому не выходит!

— Верю! — сказал Илья.

Он перекрестился на образа, недавно привезённые из Охриды, сиявшие дивным цветом на божнице. И, вздохнув, добавил, кланяясь в пояс:

— Прости меня, князь, ежели согрешил в чём перед тобою.

Белый, как молоко, князь прошептал трясущимися губами:

— Прости и ты меня... Ради Господа и Спаса нашего Иисуса Христа... — и поклонился в пояс Илье.

* * *

По заключении мира с Византией никто из воевод уж не сомневался, что дружину басилевсу константинопольскому Василию II посылать придётся. Гадали только, кто первым пойдёт. Первым отправили не Илью, первой пошла дружина крещёных русов, и повёл её воевода Хальфдан, в крещении Ефрем. Вопреки опасениям Владимира никто не вспоминал отправленных им несколько лет назад варягов. Времена переменились, и отношение к Византии переменилось. Прежде отправляемые были наёмники, а ныне — союзники, спешащие на помощь братьям своим во Христе. Немалую роль сыграло и то, что ведали воеводы — следующий черёд Ильи или кого-нибудь, кто к варягам отношения не имел...

А не случилось Илье первым поехать, потому что сильно нажимали печенеги и каждый, кто с тюрками разговаривать мог или пуще того, как Илья, много лет с ними в степи то бился, то союзничал, был бесценен. Илья с конной дружиною пошёл вдоль ещё не обозначенной границы Киевской Руси с Диким полем, намечая, где засеку устроить, где овраг прокопать, где крепость ставить. Линия обороны проходила точно по границе леса и лесостепной полосы.

На строительство линии засечной сгоняли мужиков отовсюду, даже из самых дальних мест, — понимали: ничего сейчас важнее для Руси нет, как от степи оборониться. Работали днём и ночью, торопясь, чтобы печенеги за линию, внутрь державы, прокочевать не смогли, иначе всей работе грош цена — с нового места набегать на Киев станут...

— Да откудова они взялись-то, народы эти свирепые? — гадали мужики, приведённые — чуть ли не как пленники — из мест, граничащих с Литвой и болотами Белой Руси.