– С тобой все в порядке? – спросил он.

Она хихикнула.

– А с тобой?

Он коснулся лба Серены своим лбом.

– Да. Я себя чувствую хорошо, так хорошо, как не чувствовал уже… словом, очень давно.

Она улыбнулась, уткнувшись ему в плечо; чувство доверия расцветало в ней словно редкий цветок. Было так хорошо, что даже не верилось. Право, она будто проснулась в своей постели в Антигуа и обнаружила, что все происшедшее с нею было дурным сном, не более.

– Мм… Она приподнялась на локте и потянула его за рубашку, от души желая покончить со всеми барьерами между ними, желая, чтобы она снова могла почувствовать прикосновение его обнаженной груди к своей.

Она прильнула к его груди. Он удерживал ее довольно долго, гладил, говорил слова любви, зарывшись лицом в волосы.

Она тоже заговорила с ним, обращаясь к мускулам на его груди:

– Джонатан, а ты не думаешь, что Уилл прав? Должна ли я продолжать оставаться Мэг? Мне было бы ненавистно твое вынужденное участие в этой лжи.

Он испустил долгий вздох.

– Он прав. Если светское общество Лондона узнает об этом, ты будешь жестоко наказана. Я не имею никакого желания наблюдать, как эти стервятники будут рвать тебя на части.

– Я могла бы это вынести, – возразила она. – Теперь я все могла бы вынести.

– А какая беда в том, если правда никогда не откроется? Лэнгли теперь знает все.

Она помолчала, потом объяснила:

– Это верно. И все же какая-то частица во мне испытывает острую боль, когда кто-нибудь называет меня Мэг. Каждый раз, когда я слышу это имя, мне приходит в голову, что я не та, за кого меня принимают. Что-то, – продолжила она уже мягче, – подсказывает мне, что это оскорбительно для истинной Мэг.

– Чем же ты можешь ее оскорбить? Я уверен, что она поняла бы твои затруднения и оправдала твой выбор, особенно если принять во внимание, что правда причинила бы сильную боль тем, кого ты любишь.

Серена тотчас вспомнила, какой всепрощающей, какой понимающей была Мэг.

– Да. Она оправдала бы. И я по-прежнему хочу, чтобы у Джессики и Оливии было как можно больше возможностей устроить свою судьбу. Они нисколько не виноваты во всем этом и заслуживают счастья.

– В таком случае продолжай оставаться Мэг для Лэнгли, для твоих сестер и для себя самой.

– Очень хорошо. – Она подняла на него глаза. – Поскольку ты знаешь, кто я на самом деле, и веришь этому.

– Когда я поцеловал тебя и понял, что ты и есть моя Серена… – Тут он обернулся и взглянул на узорчатый лепной потолок своей гостиной. – Так вот, с той минуты все переменилось. Моя жизнь снова обрела смысл. Секунду помолчав, он добавил: – Она осмысленна и теперь. Но это не имеет отношения к твоему имени. Все дело в женщине, которая его носит, и более ни в чем.

– Так ли это?

– Шекспир написал: «Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет». Ты помнишь эти слова? – Джонатан положил ладонь ей на бедро. – Он был прав, пойми.

– Полагаю, что так. – Серена сделала паузу, потом добавила: – Что ж, в таком случае я останусь Мэг. Но как будешь называть меня ты?

Он повернулся к ней лицом, поднес ее руку к своим губам, поцеловал и посмотрел Серене в глаза, и она заметила в его взгляде, как ей показалось, искорку отчаяния и мольбу о помощи.

– Женой? – проговорил он тихо и нежно.

Она вперила в него взгляд, дыхание ее замерло.

– Я человек не без изъянов. Наделал столько ошибок в своей жизни, что и не перечесть. Я только и могу надеяться, что ты примешь меня таким как есть, несмотря на то что и тебе самой я причинил немало бед. Что ты не сочтешь меня недостойным твоей руки.

Серена чувствовала боль внизу живота, бедра ее были еще влажными с внутренней стороны – напоминания о том, что она отдавалась ему. Он удерживал ее руку в своей, большой и сильной, тыльная сторона ее ладони была еще влажной от его поцелуев… и мир, никогда ею ранее не испытанный, снизошел на Серену.

– В последние три месяца ты доказал, что достоин моей любви… и моего доверия, Джонатан.

Он крепко сжал ее руки в своих.

– Скажи, что ты сделаешь меня счастливейшим в этом мире человеком. Будь моей женой. Останься со мной навсегда.

Она обняла его и прижалась лицом к его груди. Так много всего произошло. Еще вчера она не могла отделаться от тяжелых воспоминаний о своем позорном возвращении на Антигуа, а сегодня человек, которого она всегда любила, сказал, что возвращает ей свою любовь, сказал, что хочет быть с ней вместе всю оставшуюся жизнь, сделать своей женой, сказал, что желал этого даже тогда, когда она считала, что он ее предал.

Он еще крепче прижал ее к себе, что-то ласково пробормотал ей в волосы, целовал ее губы, щеки и влажные от слез глаза.

– Выходи за меня замуж, – повторил он. – Будь моей графиней.

– Буду, – прошептала она. – Я выйду за тебя замуж.

Он весь встрепенулся, потом подхватил ее на руки, усадил на краешек дивана прямо перед собой и опустился перед ней на колени.

– Я хочу услышать, как ты говоришь это. Скажи, что станешь моей женой.

Джонатан стоял перед ней на коленях, смотрел на нее снизу вверх своими синими глазами, словно она была для него самой главной, самой важной в мире. Бесценной.

Она была. И он тоже был для нее самым главным. Бесценным.

Серена никогда не переставала любить его. В долгие годы разлуки она пыталась прогнать от себя это чувство, забыть о нем. Однако ее любовь к Джонатану неизменно оставалась в сердце. Да, она затаилась на время, это так, но то было лишь ожидание возможности заявить о себе.

И заявить о том всему миру.

Когда они в этот день занимались любовью, Джонатан раскрепостил ее сердце, сделал его свободным. Теперь она ничего не боялась. Она уверовала в его любовь. Он любил ее всегда. И она любила его.

Контролируя себя, она улыбнулась, на секунду зажмурилась и заговорила с небольшими запинками:

– Я выйду за тебя, Джонатан. Ничего в мире не хочу так сильно, как стать твоей женой.

Он поцеловал ей руку.

– Мы обвенчаемся, как только это станет возможным.

Она поняла, что он имеет в виду: им придется подождать, пока утихнет скандал, вызванный разрывом ее помолвки с Уиллом.

– Я хочу, чтобы ты стала моей графиней самым респектабельным образом.

Он отступил на шаг назад, окинул ее взглядом с головы до ног и улыбнулся с лукавинкой.

– В чем дело?

– Тебе не кажется, что в настоящий момент мы с тобой выглядим не слишком респектабельно? Мы находимся у меня в гостиной. Верхняя половина моего тела обливается потом, а нижнюю я едва не отморозил. Со мной на диванчике дама, ее чулок обмотал ей лодыжки, корсаж съехал набок, а юбка задралась до самой талии.