Потом:

— Нет.

— Целых двадцать долларов. Приготовился провести чудную ночь в городе, умник?

— Он Гитлер! Та свинья. Он лжет, он Гитлер…

Майло, не обращая на него внимания, читал его водительские права.

— Элиот Саймонс… А это что здесь… удостоверение Сидарс-Синай, дипломированный медбрат… Ты санитар?

— Санитар в хирургии, — сказал Элиот Саймонс. — Он Гитлер, он лжет, заявляет, что он…

— Нуда, нуда, — перебил его Майло.

— Дайте мне закончить! Он заявляет, что он…

— Он обманщик, — вновь оборвал его Майло. — Написал книгу, называя себя палестинским беженцем из Иерусалима, а на самом деле он родился в Италии, наполовину англичанин, наполовину сириец. Об этом написал один из еврейских журналов.

Я уставился на своего друга. Элиот Саймонс — тоже.

Он хранил молчание, пока Майло перебирал его кредитные карточки. Потом Саймонс заговорил:

— Вы следили за ним? Кто вас послал?

— Как вы думаете?

— Правительство? Оно все же поумнело и установило за ним наблюдение? Наконец-то! Он изменник, ведь произошло одиннадцатое сентября, а правительство никак не просечет… Сколько преступлений нужно совершить, чтобы вы наконец взялись за дело?

— Ты видишь в Иссе Кумдисе террориста!

— Вы слышали его.

У Саймонса было лицо работяги, обычное лицо. Если бы не глаза. В них горело что-то более сильное, чем гнев.

Он позвенел наручниками:

— Снимите это.

— Как долго ты следил за ним? — спросил Майло.

— Ни за кем я не следил. Я читал газеты, понял, что он распространяет ложь, и решил что-то предпринять по этому поводу. Я ни в чем не раскаиваюсь, хотите арестовать меня — пожалуйста. Я все расскажу.

— Что именно?

— Этот парень — Гитлер с ученой степенью от Лиги плюща. — Глаза Саймонса загорелись еще сильнее. — Мои родители прошли через Аушвиц. Я не собираюсь стоять в стороне и смотреть, как этот гребаный нацист распространяет грязную ложь.

Майло указал на красные брызги на бушлате:

— Это и вправду свиная кровь?

Саймонс усмехнулся.

— Где ты ее достал?

— В восточном Лос-Анджелесе. На одной из скотобоен. Я взял на работе немного гепарина и смешал с кровью. Это антикоагулянт, я хотел быть уверенным, что она в норме и жидкая.

— Прекрасная работа. Ты настоящий хирургический медбрат.

— Я лучший. Хотел стать врачом, но не было средств учиться в медицинской школе. Мой отец все время болел, не мог работать из-за того, что с ним сделали в лагере. Я не скулю, у меня все хорошо. Четверо детей закончили колледжи Лиги плюща. Я лучший. Не верите, проверьте, доктора меня обожают. Они все хотят работать со мной, потому что я лучший.

— Вы знаете доктора Ричарда Силвермана?

Саймонс кивнул резко и быстро:

— Я знаю его, он знает меня. Кудесник со скальпелем… Позвоните и спросите у доктора Силвермана об Элиоте Саймонсе. Он знает, что я не шизик; делая работу, я полностью концентрируюсь.

— Сегодня вечером ты сконцентрировался на порче одежды Иссы Кумдиса.

— Если бы только у меня был настоящий пистолет…

— Ради вашего же блага ничего больше не говорите, сэр. Я не хочу слышать никаких угроз.

— Сэр? Вы вдруг стали официальным? — Саймонс зазвенел наручниками. — И что теперь?

— В какие школы ходили ваши дети?

— Трое в Колумбии, один в Йеле. Плевать на них, — сказал Саймонс, сплюнув через зубы. — Не на моих детей. На них, наци и коммуняк, что были в книжном магазине и верят во все это дерьмо. Нас хотели уничтожить, но мы выжили, процветаем и говорим: "Плевать на вас, мы умнее". Так что плевать на них. Вы хотите арестовать меня за то, что стою за свой народ? Отлично. Я найду адвоката и вчиню иск тому нацистскому выродку, который пинал меня, и его нацистской суке. Потом я подам в суд на ту арабскую падаль и того шведского хера, который, вероятно, трахает его в задницу. Не забуду и вас.

Снова тяжелое дыхание.

— Почему вы выделили именно Иссу Кумдиса? — спросил Майло.

— Он нацист и находится здесь.

— Какие-нибудь еще причины?

— Для вас этой причины недостаточно? — сказал Саймонс и пробормотал: — Гойише копф.

— Да, я глупый гой. Однако это вы стоите в окровавленной одежде со скованными руками, и все, чего вы добились своим поступком, — укрепили доверие аудитории к слову Кумдиса.

— Ерунда! Они вошли туда юдофобами и выйдут юдофобами, но по крайней мере они теперь знают, что мы не будем смирно стоять, как ягнята, когда нас снова попытаются погнать в печь. — Он пристально посмотрел на Майло. — Вы не еврей, так?

— Боюсь, что нет.

— Немец?

— Ирландец.

— Ирландец, — повторил Саймонс так, словно счел ответ неблагоприятным для себя. Обернулся ко мне. — А вы еврей?

Я покачал головой.

Он опять повернулся к Майло.

— Так что, копы читают "Еврейский маяк"?

— Я собираю сведения повсюду.

Саймонс понимаюше улыбнулся:

— О'кей, значит, вы серьезно взялись за дело.

— Парень, который представлял Иссу Кумдиса. Что вы можете сказать о нем?

— Гребаный швед! Очередной гребаный профессор… У моих детей были профессора в колледже, мог бы порассказать…

— Давайте остановимся конкретно на профессоре Ларсене. Что мне следует о нем знать?

— Он с этим наци, значит, тоже наци… Вы знаете, что шведы заявили во время войны о своем нейтралитете, а сами тем временем вели с нацистами всякие дела? Что солдаты СС направо и налево дрючили шведок, устраивали оргии, зачинали ублюдков? Вероятно, половина из так называемых шведов — немцы. Возможно, он один из тех, Ларсен. Вы слышали, что он там говорил? Надо было стрельнуть и в него тоже.

— Стоп! Будете так говорить, я вас привлеку к ответственности.

Саймонс уставился на него:

— А вы, значит, не собираетесь?.. Привлекать?..

Какая-то машина проехала по переулку, замедлила ход, минуя нас, двинулась дальше к Шестой и свернула налево.

Майло молчал.

— Ну так что? — спросил Саймонс.

— Вы приехали сюда на своей машине?

— А как вы думаете?

— Где припарковались?

— За углом.

— Каким углом?

— На Шестой. Что, собираетесь мое авто отобрать?