Теоретически Феррис понимал, что боль может стать столь ужасной, что он сам захочет уйти в небытие. Но только тогда, когда у него не останется никакого шанса вновь быть с Алисой. Они могут переломать ему ноги и разбить коленные чашечки ломом, бить ему кувалдой по позвоночнику, но даже в эти моменты агонии он будет думать об Алисе, о том, чтобы остаться живым ради нее.

Он ясно представил себе ее, и в этот момент истины он поступил но наитию. Феррис вынул из кармана зубной мост и положил коробку на грязную тряпку, на которой он лежал. Если он оставит яд у себя, у него будет постоянное искушение использовать его, из страха. А тогда он потеряет не только свою жизнь, но и свою любовь. Умрет ни за что. Он обещал Хофману хранить секреты, убить себя прежде, чем выдаст тайны, которые убьют других. Но сдержать это обещание означало нарушить другое, которое теперь стало для него более важным. Он отбросил коробочку с ядом подальше в темноту тайника.

Такси резко остановилось, и Феррис услышал певучую арабскую речь. Водитель к кому-то обращался, называя его «капитаном». Феррис уловил в его голосе оттенок страха. Дверь открылась и с грохотом захлопнулась, затем послышались шаги вокруг машины. Капитан кричал на водителя, как всякий военный, упивающийся моментом своей абсолютной власти. Граница закрыта, сказал капитан. Слишком поздно, ты знаешь правила, сказал он водителю. Водитель продолжал повторять чье-то имя. Абу-Валид сказал, что все в порядке. Абу-Валид сказал, что не будет никаких проблем. Спросите Абу-Валида. Феррис услышал грохот ботинок по асфальту и протестующий голос водителя, говорящего, что это какая-то ошибка. Затем стало тихо.

Скрючившись, Феррис лежал под сиденьем такси. Он снова испугался, но уже по другой причине. Что, если он умрет здесь? Или его заберут и посадят в сирийскую тюрьму, а потом отправят обратно в Иорданию? Тогда Алиса точно погибнет. Похитители будут ждать Ферриса в Хаме и, когда он не появится, убьют ее. Это будет хуже всего, понял Феррис. Не его смерть, а смерть Алисы. Сейчас его жизнь ценна лишь потому, что она может спасти жизнь Алисе. Если Роджер не спасет Алису, тогда он убьет себя, чтобы разделаться со всем этим.

Тянулись долгие минуты ожидания. Феррис слышал какие-то крики вдалеке от машины. Должно быть, там находился пост капитана. От бензиновых испарений и дорожной пыли у него разболелась голова. Затекли ноги. Боль в них медленно нарастала, начавшись с легкого покалывания и перейдя в судороги. Феррис уже начал думать, что предпочтет что угодно, даже пленение, этой боли. Но он понимал, что сознание пытается одурачить его. Эта боль — сущая ерунда по сравнению с той, которую ему еще предстоит испытать.

Феррис ждал. Может, полчаса, может, и час. В темноте тайника он потерял привычное чувство времени. Поскольку водитель заглушил мотор, то не работало и отопление. Январский воздух был обжигающе холодным. Он не мог пошевелиться, чтобы хоть как-то согреться, и холод пронизывал его до костей. Феррис хотел смерти, но еще больше он хотел, чтобы Алиса осталась жива. Он подумал о яде и вспомнил, что забросил его в дальний угол тайника. Хорошо, что он избавил себя от этого искушения.

Роджер снова услышал крики, голос, похожий на голос капитана. И покорный голос водителя. Послышалось громыхание шагов человека, приближающегося к «мерседесу». Водитель сдал его. Он говорил тихо, как мышка. Абу-Валид не спас его, и в свете яркой лампы в комнате для допросов он решил сдать своего пассажира и жить дальше, чтобы продолжать заниматься своей контрабандой. Шаги приближались, по асфальту цокали металлические подковы ботинок.

Открылась дверь. Наверное, задняя. Еще секунда, и они поднимут заднее сиденье и вытащат Ферриса из тайника. Все будет кончено.

Но оказалось, что водитель открыл переднюю дверь. Он принялся льстиво благодарить капитана, говоря, что Абу-Валид будет очень благодарен капитану за его помощь, да наградит Аллах капитана здоровьем и долгими годами жизни и сыновей его, да, господин, слава Аллаху. Дверь закрылась, ключ в замке зажигания повернулся, и мотор заработал. Водитель включил передачу и поехал от поста, вежливо прощаясь с капитаном.

Они остановились на таможенном контроле, но эта проверка была абсолютно формальной. Феррис было испугался, услышав, как открывается багажник, но тут же услышал грохот. Багажник закрыли. Таможенник поблагодарил водителя за блок сигарет и пропустил его.

Такси еще минут двадцать медленно громыхало по узким улочкам Дераа, а потом снова начало набирать скорость, выехав на шоссе. Феррис то и дело слышал хлопки воздуха, ударявшего в борт «мерседеса», когда машина сворачивала влево и обгоняла попутные автомобили и грузовики. Он уже начал беспокоиться, что водитель продержит его в тайнике всю дорогу до Хамы, но машина наконец-то сбросила скорость и свернула вправо, на обочину. Феррис понял это, услышав, как колеса захрустели по гравию.

Водитель открыл заднюю дверь, трижды постучал по сиденью над головой у Ферриса, а потом поднял его. Сначала Феррис не мог даже пошевелиться, настолько занемели руки и ноги, и водителю пришлось вытаскивать его наружу. Он дал Феррису старую шляпу, чтобы немного скрыть его лицо, и потрепанную шерстяную тужурку, такую, которую вполне мог бы носить какой-нибудь приятель водителя такси. Феррис сел на переднее сиденье. Только потом он вспомнил, что оставил в тайнике коробочку с ядом, но не стал даже пытаться достать ее оттуда.

Они ехали по ночной Сирии. В Дамаске было шумно и многолюдно, даже сейчас, когда время приближалось к полуночи. Лагеря палестинских беженцев на южной окраине города жили своей жизнью, жизнью братства бедняков, чудесной в своей простоте. Все кофейни были открыты, мужчины курили наргиле, выпуская клубы дыма, в бакалейных лавках продавали свежую выпечку и сласти тем, кто был не прочь поесть сладкого на ночь. Сквозь окна шлакоблочных домов, стоящих вдоль узких переулков, виднелись мерцающие синие огоньки телевизоров, каждый из которых был подключен к спутниковой антенне. Они связывали людей с современным миром, миром, который они любили и ненавидели одновременно. Машина въехала в центр города. Там гуляло достаточно народу. Большинство женщин, идущих по тротуарам, были одеты в бесформенные халаты и головные платки, но некоторые нарядились, как уличные девки, в открытые на груди блузки, несмотря на зимнюю ночь. Двое из них даже посмотрели на Ферриса. Может, это и в самом деле проститутки, но Феррис понимал, что с точки зрения ислама нет никакой разницы, берут они деньги за свои услуги или нет. Они и так пошли путем Запада.

Когда они выехали из Дамаска, Феррис на пару минут задремал. И тут же проснулся, увидев перед собой образ Алисы, связанной и окровавленной, в каком-то подвале. Видение не покидало его. Они остановились, чтобы поесть и выпить кофе, к югу от Хомса. Водитель знал это место и уверял, что оно вполне чистое, но, когда Феррис пошел в туалет, он увидел там просто дыру в полу, из которой воняло дерьмом. На часах было три часа ночи. Следующий большой город на этом шоссе, на север от Хомса, — это Хама, конечный пункт их путешествия. Феррис сказал водителю, что хочет отдохнуть до половины седьмого. Можно остаться на стоянке у ресторана, полиция не станет их там беспокоить. Он не хотел приезжать в Хаму слишком рано, чтобы у всех на виду ждать встречи. На стоянке остановились еще две или три машины. Интересно, подумал Феррис, не сидят ли в одной из них люди Хани. Он снова заснул, но очень чутко. Его разбудили первые лучи солнца. Над пустынями на востоке появился его оранжевый край, и небо на горизонте из темно-розового начало становиться желто-белым. Феррис задумался над тем, доживет ли он до следующего рассвета.