— Когда ты спал последний раз? — просто спросила Невада, протягивая Джонни корзинку с едой. Джонни пожал широкими плечами:

— Я дремал здесь, на стуле.

— Иди отдохни немного, я останусь с Джессом. Джонни потер небритый подбородок.

— Вряд ли это будет разумно.

Не отводя взгляда от больного, Невада огрызнулась:

— А я когда-нибудь поступала разумно?

— Невада, я… — начал было Джонни, но она сразу же прервала его.

— Я здесь только ради Джесса.

— Я знаю, но позволь мне…

— Не позволю. Так что прекрати этот разговор. — Невада наконец подняла взгляд. — И не начинай все сначала.

Ее красивые синие глаза ничуть не потеплели с того утра, когда Невада покинула домик для гостей. Джонни пришла в голову грустная мысль, что эти волшебные глаза будут оставаться ледяными всегда, встречаясь с его взглядом.

— Тогда желаю тебе хорошего дня, и спасибо, что пришла.

С этими словами Джонни оставил Неваду с Джессом. Она не ответила. Но после ухода Джонни Невада тяжело вздохнула и на секунду закрыла глаза. Потом уселась на оставленный Джонни стул, придвинув его поближе к кровати.

Скрип ножек стула по деревянному полу потревожил дремлющего пациента. Он открыл затуманенные болезнью глаза и попытался осмотреться. На лице Джесса появилось смущение, и Невада, улыбнувшись, дотронулась до его груди.

— Джесс, это Мэри. Мэри Гамильтон, невеста Малькольма. Я пришла посидеть с тобой немного.

— Мисс Мэри? — удивленно спросил Джесс хриплым голосом.

— Не разговаривай, Джесс. Тебе надо отдохнуть. Хочешь пить?

Пораженный тем, что у его постели сидит хорошенькая белая леди, да еще совершенно одна, Джесс попытался встать.

— О, мисс Мэри, вы не должны быть здесь, — стуча зубами от лихорадки, выговорил Джесс. — Миссис Квинси выдерет меня, если застанет вас, и мистер Малькольм тоже.

— Никто не собирается наказывать тебя, — сказала Невада, заботливо удерживая Джесса в постели. — Ничего особенного в том, что здоровый друг пришел навестить больного. Ложись и не тревожься.

Джесс покачал седеющей головой, не в силах приподнять ее с подушки.

— У меня никогда не было друзей среди белых леди, мисс Мэри.

— Ну а у меня были друзья среди негров, — спокойно возразила Невада и рассказала Джессу о старом Вилли и ее счастливом детстве на отцовской плоскодонке.

Джесс слушал, улыбался и кивал, а после того как Невада замолчала, он хриплым голосом стал рассказывать о событиях далекого прошлого. И когда его бессвязный рассказ коснулся Джонни, Невада не осмелилась сказать, что она не хочет слышать о нем.

Так случилось, что в тот жаркий полдень у постели больного старого негра Невада узнала о Джонни больше, чем за все предыдущее время. Таинственное прошлое прояснилось.

— Его папа умер, когда ему было четыре… оставил мальчонку с мисс Квинси, а она никогда не любила Джонни… никогда не заботилась о нем, как о своем драгоценном Малькольме… нет, к стыду, потому что Джонни был способным хорошим мальчиком, но ему требовалось внимание… это разбило мое сердце, ведь я видел…

— Джесс, может тебе лучше отдохнуть, — осторожно прервала его Невада.

— Не годится ребенку расти одному, только черный слуга один любил его… они твердили, что он не так хорош и красив, как они… твердили, что его папа был плохим, что его мама — из простых. Мама Джонни была нежной, хорошей женщиной, любила его, но она умерла, когда ему было всего два года…

Джесс продолжал свой рассказ о том, как юный Джонни стал изгнанником в своем доме — доме, построенном Луи Роулеттом, который по праву принадлежал Джонни, хотя тот давно уже был сослан в домик для гостей. Вопреки своему желанию, любопытная Невада склонилась над кроватью, чтобы лучше расслышать хриплый голос Джесса.

Она узнала, что долгие годы одинокий мальчик изо всех сил старался заслужить любовь мачехи и сводного брата. Он рос ярким, хорошо воспитанным и сообразительным. Он никогда не пил вина и не сквернословил. Но его отвергали, на него не обращали внимания, и Джонни взбунтовался. В пятнадцать лет он получил работу — сдавать карты в игре в фараон в игорном доме на берегу реки. Когда ему исполнилось шестнадцать, он уже многому научился и сидел по другую сторону стола. Джонни выигрывал больше, чем терял. С семнадцати лет он кочевал вверх и вниз по реке с полными карманами денег, в сопровождении красивых женщин.

Невада не пропустила ни слова из долгого, путаного монолога Джесса. Она не осталась равнодушной к его откровениям. Из этого рассказа Невада поняла, почему повзрослевший Джонни не способен был любить. Одинокий, чувствительный мальчик, был лишен любви и внимания именно тогда, когда он более всего нуждался в них.

Глубоко опечаленная, Невада не сразу поняла, что старик уже замолчал и уснул. Своим нескладным и маловыразительным рассказом Джесс запечатлел в душе Невады картину, которую ей нелегко было забыть.

Но она забудет. Она должна. Она не может вернуть и исправить детство Джонни, так же, как и свое собственное. Или изменить взрослого мужчину, такого, как Джонни. Безответственного искателя приключений, способного провести всю жизнь в переездах из одного города в другой, от одного карточного стола к другому, от одной женщины к другой.

Невада провела первую половину жизни на реке в обществе привлекательного безответственного искателя приключений.

Она не собиралась таким же образом провести и всю оставшуюся жизнь.

Невыспавшийся и злой, заполняющий своим огромным телом все пространство маленькой комнаты, скрывающий под обманчиво ленивыми движениями силу и страсть, Джонни Роулетт своим присутствием у постели Джесса постоянно раздражал Неваду. Но смертельная угроза уже миновала.

Невада осознала, что превратило Джонни в изгоя, почему он стал таким. И этот человек — безрассудный и привлекательный, самый занятный из всех, кого она знала — был не способен влюбиться и создать семью. Джонни сам сказал ей об этом в ту ночь, когда они встретились впервые, но Невада была слишком наивна, слишком влюблена, чтобы услышать его и понять.

Теперь она уже не была той глупенькой девчонкой, которую он увел с «Подлунного игрока». Она уже не была и той женщиной, которая вышла из домика Джонни неделю назад. Невада не сожалела о той ночи. Нет. Даже проживи она еще сто лет, она не забудет всепоглощающего восторга той благословенной ночи любви в постели Джонни и блеска лунного света на сапфировом ожерелье. Предчувствие игрока и женская интуиция говорили Неваде, что воспоминания о той жаркой ночи страсти будут ей поддержкой и утешением всю жизнь. Она инстинктивно догадывалась, что мужчина, за которого она собиралась выйти замуж, никогда в жизни не сделает ничего подобного, не скажет ей таких слов, как разгоряченный страстью Джонни Роулетт. Пусть будет так.