Ангус, победно улыбаясь, шагнул вперед. За поясом его поблескивал целый арсенал из мушкетов и ножей. Камберленд это было замечено всеми — инстинктивно попятился на шаг назад. В один момент его солдаты, как и тюремщики, сопровождавшие Энни, были обезоружены. Лондонский поверенный, вынув из кармана платок, отер пот со лба.

— Боже правый! — прошептал он. — Как бы чего не вышло!..

— Не беспокойтесь, все должно закончиться мирно! — поспешил успокоить Ангус слугу закона. Он вынул из окоченевших от страха пальцев адъютанта герцога перо и чернильницу. — Если, разумеется, его светлость соизволит подписать амнистию моей жене…

— Вы смеете угрожать мне? — побагровел Камберленд.

— Будь моя воля, — спокойно произнес Ангус, — я перерезал бы твое жирное горло и закопал бы тебя так глубоко, что никто вовек не нашел бы, — то же самое, что, я полагаю, ты собирался сделать со мной и моей женой.

С минуту герцог злобно смотрел на него, но в конце концов все же взял перо и поставил свою размашистую подпись на поданной бумаге. Ангус нетерпеливо выхватил ее у него из рук, придирчиво глянул на подпись, дунул на нее, чтобы чернила скорее высохли, свернул в трубку и передал клерку.

— Смотри, чернильная душа! — пригрозил он поверенному. — Если узнаю, что мой адвокат не получал этой бумаги — из-под земли тебя достану и семь шкур спущу! Понятно?

— Разумеется, сэр! — пролепетал тот.

— Ну вот и чудненько. А теперь можешь идти. Мои люди тебя проводят.

Поверенный, облегченно вздохнув, развернулся и пошел прочь.

— Подождите! — окликнул его Камберленд. — Я настаиваю, чтобы она тоже подписала…

— В твоем положении, приятель, — усмехнулся Ангус, — я бы не стал ни на чем особенно настаивать!

— Все в порядке, — улыбнулась Энни. — Я с удовольствием подпишу.

Она выступила вперед, руки ее были все еще связаны. Ругнувшись, Ангус выхватил из-за пояса нож — и через минуту Энни уже была свободна. Руки ее дрожали, и ей понадобилось несколько мгновений, чтобы прийти в себя. Обмакнув перо, Энни вывела элегантным почерком:

Леди Энни Фаркарсон Моу, гвардии полковник Его Королевского Высочества Чарльза Стюарта.

Энни осторожно провела пальцем по ужасному багровому шраму на животе мужа. Ангус спал, но от прикосновения ее пальцев, а затем губ, проснулся, обнял жену и крепко прижал к груди.

— Не казнись, Энни, — нежно проговорил он. — Твоей вины здесь нет.

— Я могла бы убить тебя!

— Ты не сознавала, что делаешь, ты была в шоке.

— Я решила, что убила тебя… — отрешенно прошептала она. — Все это время, что ты не давал о себе знать, я думала, что тебя уже нет…

— Я и сам не надеялся, что выживу, — усмехнулся он. — Две недели провалялся в лихорадке… Эван думал, что я повредился умом — все время бредил. А когда я пришел в себя и узнал, что ты в тюрьме, чуть и впрямь с ума не сошел.

Энни молчала. Ей приятно было просто смотреть на него, ощущать его сильные руки, ласкающие ее плечи. Последние десять дней они провели большей частью в постели — не столько даже занимаясь любовью, сколько восстанавливая силы. В свободное от сна время Ангус в основном занимался распоряжениями по дому — за час обыска люди Блайта успели настолько перевернуть здесь все вверх дном, что нельзя было открыть ни одного буфета, не наткнувшись на гору разбитой посуды. Большинство слуг Ангуса, узнав, что хозяину каким-то чудом удалось освободить их госпожу, вернулись в дом. Вокруг по-прежнему стояли лагерем около двухсот человек Макгиливрея и Макбина, лишившиеся не только своих предводителей, но и сожженных домов. Из двадцати одного вождя клана в войне выжило только трое — да и то двое из них вскоре умерли от ран.

Горцы, вернувшиеся в Моу-Холл, были самыми непреклонными вояками, готовыми и сейчас идти в бой, если бы леди Энни повела их. В горных пещерах до сих пор скрывались тысячи якобитов. Все они нуждались в еде и одежде, но люди Макгиливрея неспроста слыли самыми искусными контрабандистами. Англичане делали все возможное, чтобы заставить Шотландию голодать — жгли хлеб, угоняли скот, но ведь отобранный у кого-то скот можно снова отбить…

Как извещал Ангуса в письме его лондонский адвокат, бумагу, гарантирующую Энни полную амнистию, он получил в целости и сохранности. Почти одновременно с этим письмом он получил послание от премьер-министра о том, что по факту подделки Камберлендом документов будут приняты строгие меры.

Ангус самолично ездил в Лондон, чтобы предоставить премьер-министру поддельные документы. Камберленд уничтожил их оригиналы, но это его не спасло — среди бумаг Уоршема было, в частности, и письмо от Камберленда, объяснявшего ему, как подделать подпись лорда Джорджа и какую фразу вставить в указ, чтобы якобиты выглядели безжалостными, бессердечными чудовищами.

В первые дни после каллоденского сражения Камберленд в глазах английских обывателей выглядел героем — еще бы, блестящая победа над двадцатитысячной ордой бунтовщиков! Спаситель Англии! Преданный, бесстрашный слуга короны!

Но вскоре с распространением слухов о бессмысленных зверствах герцога слава его потускнела. Принц Фредерик Гессенский, вернувшись домой со своей армией, не делал секрета из того, почему отказался воевать рядом с таким мясником. Тот факт, что из общего числа арестованных бунтовщиков — трех тысяч пятисот человек — лишь немногие были взяты непосредственно на поле боя, тоже казался, мягко говоря, немного странным…

От Ангуса требовали показаний о насилии солдат Камберленда над ранеными и умирающими, о ничем не оправданной жестокости к мирному населению… Эти показания в одночасье сделали бы герцога из героя палачом.

В обмен на молчание Ангус потребовал немедленно освободить жену. Поначалу Камберленд не хотел уступать, словно еще на что-то надеясь. И тогда Ангусу пришлось пойти на крайнюю меру — подействовать на герцога силой.

С той ночи прошло десять дней. Энни была с ним — страшно похудевшая и все еще просыпающаяся по ночам от мучивших ее кошмаров, но понемногу отъедавшаяся и отсыпавшаяся…

— Я распорядился похоронить Джона в Петти, — произнес Ангус, — на живописном холме, с видом на морской залив…

— Думаю, Джону это понравилось бы, — печально улыбнулась Энни.

— Макбин будет похоронен рядом с ним. Мы нашли его тело. Элизабет не возражает, если их похоронят в одной могиле, но надо спросить разрешения у священника…

— Кстати, об Элизабет, — вспомнила она. — Дедушка говорил мне, что она беременна. Так что Джон, можно сказать, весь не умер — род его, во всяком случае, будет продолжаться…

— Если родится сын, — сказал Ангус, — я, полагаю, должен отдать ему оружие отца.

Энни удивленно посмотрела на него:

— Какое оружие?

— А где, думаешь, — улыбнулся он, — я взял весь тот арсенал, с которым явился тогда перед Камберлендом?