Тут как раз у фонтана возник обычный меж поэтами спор – кто из них главнее и величавее, спор – как это и принято у людей творческих – почти мгновенно перешел в драку, в которую с плохо скрытой радостью и вмешались ошалевшие от безделья стражи.

– Я, Халим из Ширвана, даже не слышал о тебе, хамаданец!

– Ха?! Халим из Ширвана? Нет, вы слыхали? Кто такой этот Халим? Тьфу!

– Ах ты, пес! Осмелился плевать во дворце падишаха?!

– Я плюнул не на пол, а на тебя, безродная ширванская собачина!

– Гнусный шакал!

– Подлое отродье крокодила!

– Желчный вислозадый ифрит!

Алексей завистливо закусил губу – молодцы, молодцы, ничего не скажешь! Ишь, какие цветистые эпитеты используют в ругани – сразу видно, поэты! Ругаться умеют… А вот драться, кажется, нет! Нет, ну кто так бьет? А в волосы-то зачем вцепляться? Бабы вы, что ли?

– Врежь, врежь ему, хамаданец! – столпившись у фонтана, азартно подбадривали остальные.

– Не поддавайся, Халим!

И тут уж понеслось… Все рванулись. Орали, размахивали кулаками, ругались. Кто-то кого-то пинал, кого-то топили в фонтане… Бедные стражники! Хорошо хоть во дворец падишаха как-то не принято было являться с оружием. Не так поняли бы. Враз бы оттяпали головенку.

Воспользовавшись суматохой, Алексей быстро нырнул за портьеру… оказавшись в просторной тенистой нише, в которой сейчас явно находился не он один! Ну ясно не один – иначе зачем же руке манить?

– Кто здесь?! – послышался громкий вскрик.

Ого! А голос-то женский или девичий. Неужто – какая-нибудь любопытница из гарема?! Любительница поэзии, мать ити…

– Я – великий поэт Новруз, автор многих стихов и гимнов, – вальяжно заявил протокуратор, разглядев наконец закутанную в длинную вуаль женскую фигуру. – О, очей моих звезда, гляжу в тебя с томленьем неги!

Эту фразу молодой человек старательно заучил заранее, как Остап Бендер – «е-2 – е-4». Фраза явно произвела впечатление – незнакомка вовсе не бросилась прочь, не завизжала, а внимала «великому поэту» с явной благосклонностью.

– Новруз… – Какой обворожительный голосок оказался у этой феи! Звонкий, журчащий… словно ручеек. – Признаюсь, я не слышала о тебе…

– Еще услышишь, о светоч очей моих, о принцесса!

– Каким ты выступаешь?

– Увы… последним. Я слишком поздно сюда пришел.

– А хочешь быть… ну, не первым, а, скажем, третьим или пятым? – неожиданно предложила девушка.

– Конечно, хочу, о свет очей…

– Тогда идем! – засмеявшись, девушка протянула руку, увлекая несколько опешившего от подобного напора гостя в полутемные кулуары дворца.

Выбравшись из портьер, они быстро прошли анфиладою комнат и, свернув, оказались в небольшой комнате с высоким потолком и широкой низкой софою, устланною золотистой парчою. Напротив софы стоял небольшой столик с письменными принадлежностями и бумагой.

– Ты поможешь мне, я – тебе! Помоги написать мне письмо… поэму моему… возлюбленному.

– Конечно, помогу, не вопрос, – усаживаясь на софу, протокуратор усмехнулся, лихорадочно соображая, что говорить. Ладно, найдется что… В конце концов, из репертуара все той же «Арии» он ведь знал немало песен.

Их и принялся диктовать, разумеется, в несколько переделанном виде, сообразуясь с требованиями текущего момента.

Сбросив вуаль, незнакомка старательно записывала, высунув от напряжения язык. Красивая девочка! Темноволосая, смуглая, большеглазая. Носик слегка, самую малость, приплюснут, губки толстенькие… Наверное, была в этой деве немалая часть негритянской крови. Интересно, кто она? Дочь падишаха? Жена? Наложница? Вряд ли… Слишком уж вольна нравом. Надо же, не только завела куда-то незнакомого, в общем-то, мужчину, но и открыла перед ним лицо! Да, конечно, говорят, что Джихан-шах – нерадивый мусульманин, но не настолько же, чтобы допускать подобное. Впрочем, он ведь может и ничего не знать.

– О принцесса очей…

– Я никакая не принцесса, – неожиданно улыбнулась девушка. – Служанка.

– Служанка?

– Да-да, всего лишь. Просто очень люблю стихи… и поэтов.

Бросив записывать, девушка – звали ее Фатьма – неожиданно подошла к протокуратору и, обняв за шею, крепко поцеловала в губы. Потом, на миг отпрянув, быстро сбросила с себя одежду… И снова обняла, прижалась, поцеловала…

Алексей не знал, что и думать, впрочем, думать тут уже было, пожалуй, поздно. Огромные зовущие глаза, припухлые губы, терпкий жар смуглого гибкого тела… Кто б устоял?

– Я сведу тебя с падишахом, о Новруз, – томно дыша, пообещала девушка. – Сегодня, вот уже сейчас… после…

Что-то во всем этом было не так, особенно когда Фатьма удалилась, пообещав скоро явиться – Алексей подсознательно чувствовал какую-то опасность. Слишком уж все быстро… будто бы специально. Хотя он заглянул в нишу совсем случайно. Да, но при этом – прохаживался рядом, пристально всматривался. Несложно было заманить… Однако – для чего?

Молодой человек быстро оделся, и тут же в каморку, улыбаясь, вбежала Фатьма. Протянула руку:

– Идем! Падишах желает говорить с тобой!

Зала оказалась небольшой, но почему-то гулкой, хотя нельзя было сказать, что потолок уж слишком высок. Правитель Кара-Коюнлу Джихан-шах гордо сидел на золоченом троне, лицо его, да и вся фигура скрывались в полумраке – светильники горели лишь по углам и, скорее, сгущали тьму, нежели разгоняли.

Войдя, Алексей низко поклонился:

– Стихотворец Новруз приветствует тебя, о надежда Вселенной!

– Слыхал о тебе, – усмехнулся падишах. Голос его оказался на редкость неприятным, скрипучим. – Как поживает мой брат, достопочтеннейший Узун-Хасан? Ты же от него явился?

Ага! Вот оно! Вот, оказывается, в чем его тут подозревают! Правитель Ак-Коюнлу Узун-Хасан – старый враг и соперник Джихан-шаха. Что, и здесь за шпиона приняли? Может быть… И тем не менее – все как-то странно. Слишком мало народу – шах, протокуратор и эта девчонка, Фатьма, которая никуда не ушла, а так и стояла рядом. Зачем нужно держать во время встречи служанку? Да и… где, в конце концов, свита? Беседовать с глазу на глаз с каким-то там поэтом – не слишком ли большая честь для последнего?

Нет никого… Хотя… Вот, кажется, шевельнулась портьера… Светильники горят. Тоже странно – зачем светильники белым днем, достаточно просто открыть окна? Значит, этот полумрак зачем-то нужен… Падишаху? Падишаху…

– Ну? – требовательно спросил Джихан-шах. – Зачем тебя послал Узун-Хасан? Говори!

– Вообще-то никто меня не…

– Ты лжешь, негодяй! – схватившись за саблю, гневно воскликнул правитель. И тут же приказал неизвестно кому: – Взять его!