левую педаль, только в этот раз дернул рычаг на себя. Снова заставил двигатель рычать голодным драконом и спустя несколько секунд плавно повернул руль вправо.

Выплевывая клубы черного дыма из поднятых над крышей кабины выхлопных труб, грузовик медленно приближался к распахнутым воротам. Зубр заранее отправил на поверхность двоих человек, чтобы путники зря не теряли время.

Когда ворота остались позади, Кирпич подался вперед и посмотрел в подрагивающее на ходу продолговатое зеркало. Человечек в отражении помахал рукой и, отклоняясь назад, потащил за собой высокую створку. Разведчик так и не увидел, как ворота закрылись: грузовик вывернул на дорогу и покатил под гору, быстро набирая скорость.

Впереди показался занятый ржавыми автомобилями перекресток. Репс не стал притормаживать. Наоборот, сильнее разогнал машину.

«Мы сейчас врежемся», – с ужасом подумал Кузьма, зажмурился, но потом все же приоткрыл один глаз. Вид стремительно приближающейся развилки вызывал в нем гремучую смесь страха и нездорового интереса.

Справа сдавленно охнул Кирпич и вжался в спинку кресла.

– Держись!

Предупредительный вопль Репса исчез в скрежете рвущегося, как бумага, металла и звоне бьющихся стекол легковушек. Пассажиры подпрыгнули на сиденье, когда кустарный броневик с ходу влетел в затор и разметал машины, словно брошенный умелой рукой шар в кегельбане.

Репс резко дернул руль в сторону. Свистя резиной и рисуя колесами черные полосы на асфальте, грузовик лихо вырулил на Профсоюзную. Кузьму по инерции бросило на разведчика. Кирпич повалился набок, и боец мысленно поблагодарил водителя. Тот предложил заблокировать дверь, когда они выехали за ворота. Возможно, только благодаря этой предосторожности они с Кузьмой сейчас сидели на скрипучем продавленном сиденье, а не валялись где-нибудь на дороге с переломанными костями.

«Интересно, как там Знахарь, Гриб и Матюха?» – подумал Кузьма, когда сердце перестало биться под горлом и вернулось в предназначенное для него место.

– О них не беспокойтесь, – сказал Репс, словно прочитав его мысли. – В фургоне есть ремни на сиденьях, а здесь нет. Лучше позаботьтесь о себе.

Предупреждение было не лишним. Лавируя между полусгнившим автохламом, рычащий и плюющийся дымом из выхлопных труб, закованный в самодельную броню, как средневековый рыцарь в латы, тяжелый грузовик приближался к новому испытанию.

Впереди частично перегородил дорогу автобус с наклеенной на борту рекламой корма для домашних питомцев. Некогда красочная пленка поблекла от времени, потрескалась, местами отошла от основы и висела неопрятными лохмотьями. На ней облезлый кот с половину автобуса облизывался и тянулся бледной лапой к линялой упаковке с сухим кормом, на которой с трудом угадывался точно такой же котяра возле миски с едой.

Общественный транспорт стоял под углом к осевой линии их движения. Видимо, отъезжал от остановки, когда смерть обрушилась на город, превратив его в склеп под открытым небом. Свободное место между автобусом и забитой машинами встречной полосой занимал почтовый фургон на спущенных колесах. Не будь его здесь, грузовик спокойно прошел бы через навечно застывшую дорожную пробку, расталкивая машины, как идущий за ледоколом корабль плавающие в фарватере льдины.

Пассажиры в ужасе смотрели на быстро растущий в размерах, покрытый бурыми пятнами ржавчины автомобиль. Первым не выдержал Кирпич.

– Тормози! – заорал он, смешно выпучив глаза, и так сильно впился пальцами в край сиденья, что покрытая трещинами обшивка из искусственной кожи лопнула с глухим звуком, будто пробка вылетела из бутылки.

– Хрена с два! Тормоза придумали трусы!

Репс безумно захохотал и в считаных метрах от почтового фургона резко рванул руль в сторону. Тяжело оседая на правый бок, грузовик протестующе засвистел резиной и, словно тигр из засады, прыгнул на серую от пыли «Тойоту Хайлакс». Удар был такой силы, что двухтонный пикап отлетел, будто мяч от ноги футболиста, и врезался правым бортом в растущий возле дороги раскидистый тополь.

Высекая искры из скрежещущего по бордюрному камню отбойника, бронированный монстр перемахнул через узкий тротуар. Срубая ветки и ломая тонкие – в два пальца – коричневые стволы, промчался по заросшему кустарником и молоденькими деревцами газону мимо трехэтажного здания с эркерами и чердачными окнами на железной крыше и вернулся на дорогу, чудом разминувшись с бетонным столбом линии электропередачи.

– Совсем сдурел?! – завопил Кирпич, когда снова обрел возможность говорить после хрипящих сипов, которые не так давно вырывались из его сдавленного испугом горла. – Ты мог нас угробить!

– Ну не угробил же, – флегматично заметил Репс.

Остаток пути до следующего перекрестка прошел в молчании. Кирпич пыхтел, как паровоз, мысленно чихвостя Репса последними словами. Кузьма размышлял о предстоящем задании и о том, что их ждет в соседнем городе. А Репс ни о чем не думал. Он целиком сконцентрировался на дороге и время от времени крутил руль. Тишину нарушали только рев мотора и лязгающий грохот, с каким тяжелый отбойник распихивал попадающиеся на пути легковушки.

Вблизи от перекрестка на растяжке троллейбусной линии висел указатель. Кузьма зашевелил губами, пытаясь разобрать, что там написано, но мало в этом преуспел. Ветер сильно трепал прямоугольник из белой жести. Тот болтался на тросе взад и вперед, как маятник, да и выцветшие буквы практически не читались. Изначально черный цвет сохранили стрелки с краю от написанных на указателе строк. Одна из них показывала прямо, другая – направо.

Кирпич вытянул перед собой руку и дважды показал оттопыренным большим пальцем на боковое окно кабины:

– Нам туда.

– Понял, – кивнул Репс, подождал, когда фыркающая двигателем машина выедет на перекресток, и крутанул руль в сторону.

Дорога пошла в гору, но грузовик бодро катил вперед. Эта улица была шире той, по которой они недавно ехали, и места между двумя железными змеями было для него достаточно.

Кузьма глазел по сторонам. Он с жадным любопытством смотрел на жмущиеся к разбитым тротуарам малоэтажные дома с небольшими окнами и высокими цоколями (за ними, как гуляющие с детьми взрослые, высились многоэтажки) и пытался представить, какой здесь была жизнь до того, как город превратился в кладбище.

Воображение мигом наполнило улицу людьми. Правда, как ни старался Кузьма нарядить фантомы в диковинные платья или костюмы, ничего из этого не вышло. Не хватало жизненного опыта. Вся красота в созданной его мозгом картинке заключалась в ярких цветах защитных комбинезонов и простенькой домашней одежды. Но и этого хватило, чтобы он испытал эмоциональный шок. На мгновение ему показалось, что он услышал разноголосый гул живого потока, топот ног и шум катящихся по дороге автомобилей.

Наваждение прошло. Кузьма вновь увидел унылые дома с темными провалами выбитых окон. В горле как будто появился желатиновый шарик. Мягкий и теплый, он постепенно заполнял собой трахею, мешая сделать нормальный вдох. В носу защипало. В глазах появилась неприятная резь.

Кузьма понял, что вот-вот расплачется от внезапной грусти, поспешно опустил голову, сунул сложенные вместе ладони между бедер и так плотно сжал колени, что заскрипела