– Неужели ты не злилась? – Голос Лоры сорвался. – Разве тебе не обидно, что даже ты не была полностью свободна в выборе того, кем или чем хочешь стать?

Богиня хранила молчание, но теперь в выражении ее лица появилось нечто, свидетельствующее о том, что она слушает, что говорила Лора.

– Ты позволяешь мужчинам использовать твои имя и образ, чтобы укреплять их правила – ты олицетворяла собой то, что дозволено только им одним, – продолжила Лора. – Но как насчет всех остальных? Тех, кого называют женщинами, и тех, с чьей личностью не так легко разобраться?

– Я не задумывалась о том, что мой дар искусного ремесла принадлежит исключительно мужчинам, – сказала Афина. – И о том, что я не признавала тех женщин, которые проявляли совершенство в уходе за домом и в заботах о своей семье.

Лора судорожно вздохнула.

– Знаешь, хуже всего то, что ты воспринимаешь себя через легенды, созданные для тебя мужчинами. Только сейчас ты утверждала, что родилась из разума своего отца, но ведь у тебя была и мать, не так ли? Метида. Богиня мудрости. Это был ее дар, а не Зевса, и он сожрал вас обеих, чтобы спасти себя, и завладел ее разумом. Отрицать свою мать – значит отрицать, кто ты есть. Отрицать, на что способны мужчины.

– Я точно знаю, на что они способны, дитя Персея, – холодно сказала Афина.

Лора вздрогнула, услышав имя своего предка.

– Ты высказываешь собственное мнение с незаслуженной уверенностью, – заявила Афина. – Только ты сейчас сражаешься не со мной. Твой гнев направлен не на меня, ты злишься на себя. Почему?

Лора пробежалась рукой по волосам, вцепляясь в пряди.

– Ты так сильно злишься. Я почувствовала это, как только увидела тебя впервые, и твоя злость лишь усиливается по мере того, как ты пытаешься ее подавить, – сказала Афина. – Ты спрашиваешь меня, почему я не сочла нужным использовать свою силу так, как ты могла бы это сделать, а сама между тем сдерживаешь собственный потенциал. Я бы никогда не подумала, что ты такая трусиха.

Я не особенная и не избранная. Лора прижала кулаки к глазам. Напоминание об этом было таким же мучительным, как и все, что произошло.

– Я не сдерживаю себя, я просто… просто не могу совершить еще одну ошибку.

Афина насмешливо фыркнула.

– Лже-Аполлон проник в твой разум и заставил тебя усомниться в самой себе. Ты знаешь, что нужно делать. А он даже не знает, как сам овладел своей силой.

При этих словах Лора встрепенулась и подняла глаза.

– Неужели ты думала, что я не раскрою правду? – спросила Афина. – Когда он так настойчиво расспрашивал тех, с кем встречался, о смерти моего брата? Иначе с чего бы ему презирать свою силу и возмущаться своей властью? И зачем бы ему понадобилось разыскивать мою сестру, зная, что она желает ему только смерти?

– Он… – неуверенно начала Лора. Она не хотела говорить об этом. Это выглядело, словно она предает Кастора. – Он не хочет, чтобы я заходила слишком далеко.

– А ты сама не способна установить этот предел? – возразила Афина. – Ты полагаешься на его суждение, а не на свое собственное?

– Он пытается защитить меня, – сказала Лора. Это то, что Кастор делал всегда, так же, как она старалась, по-своему, защитить его.

– От кого? От чего? – не сдавалась Афина. – От тебя самой? От той, кем ты можешь стать, если примешь себя такой, какая ты есть, а не такой, какой он хочет тебя видеть?

Лора доверила Кастору свою жизнь – она знала, что он никогда намеренно не причинит ей боль. Но то, как он смотрел на нее, когда догнал в Центральном парке, потрясение и отвращение на его лице…

Может, он действительно не понимал. Семь лет, которые были потеряны, никогда не казались такими долгими.

– Я ненавижу Агон, – начала было Лора.

– Нет, – перебила ее Афина. – Думаю, что нет. Ты ненавидишь то, чего он тебе стоит, но этот мир наскучил тебе. Ты принадлежишь другому миру. Это твое право по рождению. Ты всегда была предназначена для славы, но ее у тебя отняли, и ты никогда не будешь чувствовать себя удовлетворенной – цельной, – пока не получишь то, чего заслуживаешь.

Мысленно Лора услышала, как ее юное «я» снова произносит эти слова: «Мое имя станет легендой».

– Дело не в том, чтобы получить заслуженное, – с трудом выдавила из себя Лора. – Я не хочу становиться таким же монстром, как они.

– Ты не монстр. Ты воительница, – сказала Афина. – Если бы ты не была предназначена для какой-то более великой роли, ты бы погибла вместе со своей семьей.

– Не говори так, – прошептала Лора. Пожалуйста, не говори так.

Тоска терзала ее. Мысль о том, что все произошло не только по ее вине, что все было не напрасно, не давала покоя – ее душа жаждала, чтобы это оказалось правдой.

– Есть вещи гораздо хуже, чем стать монстром, – сказала Афина.

– Так ты оправдывала себя, когда решила наказать Арахну за ее гордыню? – спросила Лора. – Или когда разозлилась на Медузу?

Богиня, казалось, была сбита с толку.

– В чем ты обвиняешь меня с Медузой?

– Посейдон надругался над ней в твоем храме, и, вместо того чтобы остановить его, вместо того чтобы наказать его, ты… – Лора поперхнулась словом. – Ты постановила, что быть жертвой – это худшее преступление. Ты превратила ее в монстра, а потом послала кого-то убить ее.

– Это то, во что ты веришь? – удивилась Афина.

– Твой отец, твои братья… они пользовались женщинами против их воли. И как же ты могла отвернуться от Медузы, когда тебя саму преследовал Гефест, пытаясь взять силой? – продолжала Лора. – Они брали все, что хотели. С чего бы мужчинам-охотникам относиться как-то по-другому к женщинам и девочкам своего клана? Нас заставляют верить, что наша жизнь принадлежит нам самим, даже когда на нас надет ошейник. Даже Гил… Даже Гермес был таким. В любой момент они могут дернуть за поводок.

– Так вот почему ты отказалась от своего пути воина? Ты не хотела, чтобы тебя контролировали? Я бы подумала, что причиной такого решения стала смерть твоей семьи, но ты продолжила свое обучение, не так ли? И все же что-то заставило тебя отказаться от охоты… от этого мира.

Много лет Лора упорно отказывалась вспоминать, что произошло той ночью. Она надеялась, что, если похоронит это достаточно глубоко в своем сердце, ей не придется испытать и половины боли и страха.

Но сейчас она поймала себя на том, что слова вырываются из нее с такой силой, что казалось, этот поток уже не остановить.

– Когда отец Иро вознесся, чтобы стать новой Афродитой, у него не было сына, – начала Лора. – И временным архонтом Одиссеидов стал его брат. И первые два года, что я жила с ними, он не появлялся в поместье. Тогда я как раз сосредоточилась на своих тренировках с Иро. И говорила себе, что, даже если у меня отобрали все, остается Агон. Я все еще могла бы заслужить честь для своей семьи.