Луиза остановилась. Стелле писать гораздо проще, чем матери, однако свежие новости исчерпаны…

Ах да!

«Кстати, можешь не беспокоиться за меня и Майкла Хадли: он так ни разу и не написал – значит, попросту забыл о моем существовании».

И буквально на следующий день Луиза получила от него письмо, пересланное из дома. Она сразу поняла, от кого: на конверте стоял штамп «Принято из Королевского Флота» на месте марки. Луиза ушла в старую разбитую оранжерею позади дома, чтобы прочесть спокойно, без посторонних.

«Дорогая Луиза,

Я твердо решил не писать – боялся, что вам это будет неинтересно, – и все-таки не выдержал. Если не хотите получать от меня писем, просто черкните пару строк, и я все пойму. Правда, надеюсь, что это не так…

Сейчас поздняя ночь, и я – дежурный офицер, поэтому мне постоянно приходится делать обходы и прочую рутинную работу, а поскольку я в данный момент единственный офицер на корабле, покоя у меня немного.

Писать ужасно сложно. Запреты, цензура… А еще это первое письмо, которое я вам пишу. Все то время, пока мы в море, у меня перед глазами стоит одна и та же картина: вы в ночном клубе, стены содрогаются, а вы – воплощение достоинства, само изящество – и такая юная! Честно сказать, я немного побаиваюсь вашей юности. Ах, Луиза, только не принимайте меня всерьез, а то я и сам начну относиться к себе серьезно, а это уже будет просто смешно!

Мы славно повеселились тогда, правда? Вы прекрасно играли в шарады – мама под впечатлением. А вот наброски, что я сделал, не отдают вам должного. У меня один с собой. По крайней мере, он напоминает мне о маленьких важных деталях: как загибаются вверх уголки вашего рта, как причудливо надломлена бровь посередине – не треугольником, нет… скорее похоже на маленькую крышу.

Удастся ли вам попасть в репертуарный театр, как вы хотели? Впрочем, вы все равно будете великой актрисой – я в этом нисколько не сомневаюсь. А если – много лет спустя – вы сделаете вид, будто мы незнакомы, я стану каждый вечер приходить на ваш спектакль в Уэст-Энде и всем рассказывать, что знал вас в юности…

Милая Луиза, мне пора идти – надо поправить швартов.

Луиза прочитала письмо залпом, а потом еще раз, очень медленно. Первое любовное письмо… Впрочем, можно ли так его характеризовать? Она снова перечитала, стараясь сохранять хладнокровие. Он написал «Милая Луиза», но здесь все зовут друг друга «милыми», даже когда говорят всякие гадости – это вовсе ничего не значит. Слова «не принимайте меня всерьез» могут означать, что он и вправду этого не хочет. А вот упоминание лица, бровей, губ, изящества… С другой стороны, человек может просто нравиться внешне, без романтической привязанности. К тому же он такой взрослый, опытный – наверняка встречал сотни девушек. Конечно, он ей льстил, но ведь он был первым! Надо признаться, это распаляло воображение. Луиза попыталась успокоиться, однако рука с письмом заметно дрожала. Это было так… по-взрослому (популярное в их среде выражение) – получать подобные письма. Луиза внимательно прочла еще раз, затем сложила в конверт и убрала в сумку, чтобы перечитывать на досуге.

В четверг прошла генеральная репетиция; она длилась с десяти утра до полдвенадцатого ночи – каждую сцену приходилось повторять дважды, чтобы все девушки поучаствовали. Вечером Крис послал пару человек за рыбой и картошкой для всех, а Лили кипятила чай литрами в одной из гримерных.

Луиза ощущала полное фиаско. Не то чтобы она забывала текст, скорее, играла безэмоционально – в отличие от Роя, который неизменно держал планку профессионала. Крис сидел в зале и делал замечания; рядом с ним устроилась какая-то женщина, таинственным образом возникшая несколькими днями ранее, и записывала за ним.

Замечания совершенно выбили ее из колеи.

– Ты должна его хотеть – с самого начала! – бушевал он. – А ты словно распекаешь почтальона, который запоздал с доставкой. Ну, давай, ты же понимаешь, о чем я!

Беда в том, что на самом деле Луиза ничегошеньки не понимала, но скорее умерла бы, чем призналась в этом. Как нужно себя вести с незнакомцем, которого считаешь сексуально привлекательным? Она слабо улыбалась и деревянно повторяла текст снова и снова. После Крис отметил детали: где она запаздывала с движениями по тексту, где потеряла темп и не подала ответную реплику вовремя, где заставила Роя повернуться спиной к залу, отойдя в глубь сцены.

– Внимание аудитории не должно сосредотачиваться лишь на тебе! – и так далее. В гримерке, выбираясь из бархатного платья, она не выдержала и заплакала. К ней были добры: Лили посоветовала не портить грим, а другая Катерина, Джейн Мэйхью, принесла чашку чаю, прежде чем переодеться в костюм. После Луиза на несколько минут осталась одна. Тщательно промокнув глаза, она уставилась в ярко освещенное зеркало. Может, она попросту бездарна? Кроме всего прочего, Крис сказал, что она двигается неуклюже. Вот и мама то же самое говорила. Конечно, это правда! Где там «изящное достоинство!», подумала она, глядя на размазанные глаза и дорожки слез на выбеленном лице. Перед ней стояла черная коробочка с гримом – ее самая драгоценная вещь, почти как новенькая. Некоторые специально их состаривали, но Луиза считала такие трюки нечестными: ведь это на всю жизнь, самое дорогое – пусть ветшает естественным образом.

Послышался стук в дверь: вошел Джей с пачкой сигарет.

– Знатно он тебя погонял, – резюмировал он, усаживаясь на столик. – Значит, считает, что толк будет.

– С чего ты взял?!

– А я подметил: некоторых он просто поправляет, где они переврали текст, а потом говорит, что все очень хорошо.

– Может, так и есть.

– Неа.

– Ну, наверное, он так считает.

Джей покачал головой.

– Он, конечно, во многом полный дурак, но здесь никогда не ошибается. А как тебе его подружка?

– Думаешь, они…

– А то! Она живет в Эксфорде, но держу пари – скоро переедет к нам под каким-нибудь благовидным предлогом вроде помощи бедняжке Поппи. – Джей пригляделся к Луизе: – Тебе холодно? Ты вся дрожишь.

Внезапно он наклонился, запустил руку под старое шелковое кимоно, которое отдала ей мать, и нащупал ее грудь.

– Почти умещается в ладонь, – пробормотал он с неожиданной мягкостью и поцеловал Луизу в губы. Прядь его светлых волос упала, щекоча ей шею.

– Ну вот… – Он выпрямился и улыбнулся немного настороженно. – Ты мне нравишься. А теперь пойду – пора натягивать чертово трико.

Уходя, он оставил сигареты. На пачке было написано: «Анне Богемской» и внизу в скобках (Миссис Плантагенет).

Неожиданно Луизе стало легче. Вернулась Лили и научила ее, как наносить черную тушь на ресницы.

Выйдя в зал, она украдкой покосилась на подругу Криса: довольно старая, с длинными волосами (спереди челка), в шарфе. В темноте больше ничего не было видно, так что Луиза переключилась на сцену.