– Великий господин, – обратился к нему Хиро. – Я уверен, что Юкико ничего не знала об этом.

– Она умеет читать мысли зверя. – Йоритомо даже не посмотрел в сторону Железного самурая. – А ты смеешь мне заявлять, что она ничего не знала?

– Я уверен, что есть этому объяснение…

– Так объясни!

– Может, она не знала…

– Нет, это ты ничего не знал! – Он повернулся к Хиро, скрежеща катаной. – У тебя под самым носом происходит предательство, а ты ничего не видишь! Ты подвел меня, лорд Хиро, и опозорил себя.

Хиро посмотрел на Юкико отчаянным, беспомощным взглядом. Затем он упал на колени и прижал голову к камню.

– Прости меня, великий господин.

Сёгун снова повернулся к Буруу, шипя сквозь стиснутые зубы. Железные самураи опустили мечи, вращая клинками зазубренных чейн-катан в нескольких сантиметрах от шеи Юкико. Потоки воздуха подхватывали пряди ее волос, которые падали на яростно жужжащие клинки и, обрезанные, медленно опускались на землю.

Юкико моргнула, помотала головой, пытаясь прояснить мысли. В ушах звенело. Из опухшей щеки текла кровь, медленно стекая по изгибу подбородка и капая на землю у ног.

– Где твое уважение? – прорычал Йоритомо арашиторе. – Ты думал, это наглое дитя сможет перехитрить меня? – он указал катаной на Юкико, качая головой. – Но теперь ты узнаешь, кто я. Узнаешь, что значит бросить вызов тому, кто избран Хатиманом. Я научу тебя. Вытяни крылья.

ЮКИКО.

Буруу, не…

ОНИ УБЬЮТ ТЕБЯ.

Они убьют меня в любом случае. Не дай ему сделать это.

– Я знаю, что ты меня понимаешь! – прорычал Йоритомо. – Вытяни крылья или она сдохнет!

Нет, не надо. Пожалуйста, Буруу. Не позволяй ему прикасаться к тебе.

Перед ним возникли картины безрадостного будущего – бесконечные дни взаперти, в ржавой клетке под этим удушающим небом. Быть рабом безумного князька. Постоянно терпеть этих насекомых, что будут таращиться на него выпученными глазами. Лишиться свободы, лишиться родного неба. Одно дело потерять перья. А страх перед этим сумасшедшим, готовым отрубить его крылья, был почти всепоглощающим.

Но даже этот страх не шел ни в какое сравнение с мыслью о том, что он может потерять Юкико. Смотреть, как ее расчленят на кусочки этими грохочущими железяками у него на глазах, как она будет истекать кровью на полу, пока он расправится с ними, отдавшись ярости и гордости. И, победив, почувствовать их кровь на языке и ее – в душе.

Сможет ли он снова взлететь и парить высоко в небе, зная, что она гниет в холодной земле?

– Убей ее, – выплюнул Йоритомо, делая шаг назад.

Железные самураи подняли свои клинки. Хиро стиснул зубы и никак не мог отвести взгляд. Бусимены на скамейках, затаив дыхание, морщились в ожидании. И тогда раздался звук – как будто ветер наполнил паруса – Буруу расправил крылья.

Двадцать пять футов сверкающих серебристо-белых новых перьев со странным опалово-грозовым отливом. Волоски на теле Йоритомо встали дыбом и зашевелились, кожу пронзило искрами, глаза вспыхнули. Арашитора расправил крылья. Теплый ветер слегка шевелил покровные перья, которые колыхались белоснежными волнами по огромным мышцам, вспыхивая, словно под напряжением.

Йоритомо глубоко вздохнул, пот крупными каплями катился по рукояти его меча, и она становилась влажной и жирной. Он указал клинком в небо.

– Вон оно – твое желание. Оно было совсем рядом – прямо над тобой. То, ради чего можно было бы рискнуть всем. Но у тебя не хватило смелости, чтобы исполнить его. Поэтому мне придется сделать это, – он вздохнул. – Какая жалость.

Он опустил свою катану, в узорчатой стали которой отражался алый свет. Раздался тихий, едва слышный режущий звук. Кончики перьев, раскрытые идеальным веером, исчезли, взметнувшись вверх снежно-белым ливнем. Неумелый дилетант не просто отсек перья, превратив их в уродливые обрубки, – он раздробил на части само предвкушение полета. Вновь покалеченные перья широко разошлись, а их обрубки падали на землю со звуком рвущейся бумаги.

У Юкико перехватило дыхание, как будто ее зарезали, горло сжалось от горя, и что-то заклокотало внутри, вырвавшись мучительным удушающим рыданием.

Убей его. Забудь меня, брат. Борись. Борись.

ПЕРЬЯ ОТРАСТУТ.

– Нет, пожалуйста, – простонала она под звуки рычащей стали. – Нет.

А СЕСТРУ БУДЕТ НЕ ВЕРНУТЬ.

– Именно так и поступают бессмертные, – выдохнул Йоритомо. – Забирают себе все простым взмахом руки. Крыло. Лицо. Весь мир.

Он смотрел на лезвие катаны, пронизанное светом, танцующим по краю лезвия.

– Я богоподобен.

Буруу закрыл глаза и опустил голову, когда Йоритомо подошел к другому крылу, и катана снова рухнула вниз с силой молота, падающего на наковальню. Ни единой капли крови, ни даже смутного ощущения боли, когда ударом ему срезало перья. И все же ему казалось, будто этот меч вырезал у него из груди сердце. Перья кружились в воздухе, словно мокрый снег, с шорохом медленно опускаясь на землю. Он почувствовал штормовой ветер на лице, почувствовал, как обрушивается на него дождь, когда он летит среди облаков, услышал эхо грома, раскатом несущегося из его крыльев. Это было совсем рядом. Так близко, что он мог попробовать.

А сейчас это все – далеко.

– Теперь видишь, – прошипел Йоритомо. – У тебя есть только то, что я позволю тебе иметь. Ты есть только то, кем я позволю тебе быть. И если тебе хочется чего-то очень сильно – только я могу дать тебе это и заберу назад, когда мне захочется. Подумай об этом. Времени теперь у тебя достаточно, начиная с этого момента и до тех пор, пока не отрастут перья. И помни, что каждый час этого времени – это час, который я даровал тебе. Я – Йоритомо, Избранник Хатимана, Император Мира. Брось мне вызов, и я заберу у тебя все, чем ты владеешь. Ты меня понимаешь? Всё. – Он по-тигриному усмехнулся. – Но сначала я это покалечу.

Он подошел к морде арашиторы, ткнул ему клинком под подбородок и заставил взглянуть на себя. Янтарь в его глазах светился холодной яростью, свернутой, как пружина, сдерживаемой волей, такой же сильной, как сама буря.

– А теперь окажи Йоритомо уважение, которого он заслуживает, – прошипел он. – Преклони колени.

Сёгун отступил назад, вложил катану в ножны и протянул вперед руки. Без защиты. Без оружия. Чтобы покончить с ним, понадобится всего лишь одно движение. Все вокруг затаили дыхание, и только у шеи Юкико скрежетала чейн-катана. И, когда она взглянула на него, почти слепая от слез, Буруу склонил голову, подобрал когти и прижался лбом к камню у ног Йоритомо.

– Нет, – мысленно закричала она ему горьким криком, будто ее внутренности резали стеклом. Он мысленно утешил ее, коснулся ее мыслей, обнял крепко, окутав безопасностью и теплом.