— Вам повезло, что мой сын нашел вас. Здесь не многие выживают, а те, кто выживает, сходят с ума.

— Далеко ли до ближайшей деревни? — спросил Питт.

— В двадцати километрах отсюда есть маленькое поселе­ние. Но пожалуй, хватит с вас расспросов на сегодня, — сказал Цэнгэл, видя, как утомлены его гости. — После еды вам необ­ходимо отдохнуть. Завтра еще побеседуем.

Нойон проводил гостей до двух маленьких кроватей, а сам вслед за отцом вышел из гэра приглядеть за стадом. Питт пова­лился на уютную кровать с подушкой и, прежде чем погрузить­ся в глубокий сон, полюбовался на желтый потолок и опоры.

Они проснулись перед сумерками от ударившего в нос за­паха кипевшей на очаге баранины. Поднявшись, они решили поразмять ноги и выбрались наружу, обошли стадо приручен­ных верблюдов, свободно бродивших по долине. Вскоре при­скакали и Цэнгэл с Нойоном, проведя день в осмотре близлежащих песков.

— Вот теперь вы выглядите получше, — сказал Цэнгэл че­рез своего сына.

— Благодаря вам, — ответил Питт.

Еда, обилие жидкости помогли им быстро восстановить силы, они ощущали себя удивительно посвежевшими.

— Моя жена — большая мастерица готовить. У нее не на­питки получаются, а эликсир, — усмехнулся Цэнгэл. Он стре­ножил коней, затем умылся из ведра, наполненного мыльной водой, и снова повел гостей в гэр. Их уже ждали новые порции баранины и сыра с гарниром из вареной лапши. На сей раз Питт и Джордино насыщались уже не так жадно и торопливо. Айрак принесли раньше, чем еда закончилась, и в большем количе­стве. Пили напиток из маленьких керамических пиал, которые, казалось, никогда не пустовали.

— Большое у вас стадо, — заметил Джордино, решив по­хвалить Цэнгэла как рачительного хозяина. — Сколько голов?

— У нас сто тридцать верблюдов и пять лошадей, — ответил Цэнгэл. — Стадо очень неплохое, только когда-то, по ту сторо­ну границы, скота у нас было в четыре раза больше.

— В китайской Внутренней Монголии? — спросил Джор­дино.

— Да, в так называемой автономной области, которая стала ничем не лучше любой другой китайской провинции. — Цэн­гэл смотрел на огонь, и глаза его излучали ярость.

— Почему вы уехали?

Цэнгэл кивнул на домашний алтарь, где стояла пожелтев­шая черно-белая фотография, изображавшая мальчика на ло­шади и рядом с ним мужчину средних лет, державшего в руке поводья. Питт догадался по пронизывающему взгляду, что это сам Цэнгэл и его отец.

— По крайней мере пять поколений моих предков пасли стада на восточных склонах Гоби. Когда-то мой отец получил в наследство стадо в тысячу верблюдов. Но те дни давно унес ве­тер. Там больше нет места для простого кочевника. Китайские чиновники распоряжаются землей, как им вздумается, не заботясь о ее рекультивации. Бессчетное количество раз нас изго­няли с пастбищ, веками принадлежавших нашим предкам. Мы были вынуждены уходить на худшие земли, в бесплодные час­ти пустыни. Тем временем китайцы высасывают воду везде, где только могут, ради благородного дела промышленного разви­тия государства. В результате поля исчезают прямо у них из- под носа. Пустыня растет день ото дня, но это безжизненная пустыня. Дураки не видят ничего, а заметят лишь тогда, когда пески начнут пожирать их столицу Пекин. Только в этом слу­чае слишком поздно будет что-либо исправлять. Я оказался перед выбором — погибнуть или спасти семью. Мне ничего не оставалось, кроме как пересечь границу. Условия жизни здесь похуже, зато в Монголии по крайней мере еще уважают ското­водов, — гордо произнес он.

Рассматривая старую фотографию, Питт еще раз глотнул горьковатого айрака.

— Лишать человека источника существования везде счита­ется преступлением, — сказал он.

Он перевел внимательный взгляд на вставленный в рамку эстамп у дальней части алтаря — портрет тучного человека с реденькой козлиной бородкой, стилизованный под средневе­ковую гравюру.

— Цэнгэл, чей портрет стоит вон там на алтаре?

— Это Хубилай-хан, император династии Юань. Самый могущественный правитель в мире, он был очень доброжела­телен к простому народу. — ответил Цэнгэл так, словно тот был еще жив.

— Хубилай-хан? — переспросил Джордино.

Цэнгэл кивнул.

— В Китае жилось намного лучше, когда им управлял мон­гол, — добавил он задумчиво.

— За столько времени мир изменился, — сказал Питт.

Айрак начал сказываться на Цэнгэле, выпившем с полдю­жины пиал напитка. По мере того как он опустошал пиалу за пиалой, глаза его стекленели, движения делались вялыми. По­чувствовав, как трудно хозяину справляться с собой во время разговоров о геополитике, Питт попытался сменить тему.

— Цэнгэл, пока бродили по пустыне, еще до начала песча­ной бури, мы наткнулись на странное искусственное поселе­ние, окруженное деревянными верблюдами. Вам не доводилось такие видеть?

Цэнгэл в ответ хрипло рассмеялся, и смех его напоминал ржание.

— Доводилось, доводилось. Самый богатый скотовод в Гоби, чьи кобылы не дают ни капли молока. — Он усмехнулся и сде­лал еще глоток айрака.

— Кто его построил? — спросил Джордино.

— Не так давно в Гоби появилась большая группа людей с оборудованием, трубами и копательной машиной. Они проры­ли под землей туннели длиной в десятки километров. Я рабо­тал у них, недолго. Проводником. Заплатили мало. Их началь­ник сообщил мне, что они выполняют заказ какой-то нефтя­ной компании из Улан-Батора. Компания просила их никому ничего о нем не говорить. Потом они исчезли. Остальные ра­бочие сильно нервничали. Они быстренько расставили дере­вянных верблюдов, вкопали большие цистерны, замаскировав их под гэры, и уехали. Было это несколько месяцев назад. С тех пор цистерны стоят пустыми, пыль и фязь собирают. Да и В других местах тоже.

— Как? Есть еще такие лжедеревни? — спросил Питт.

— Да, есть еще три поселения с металлическими гэрами, они расположены неподалеку от границы. В точности такие же, как и то, что вы видели. Совершенно одинаковые. Все пустые, и везде стоят деревянные верблюды.

— В этом районе есть нефтяные скважины, или, может быть, их там бурят? — спросил Питт.

Цэнгэл на мгновение задумался, затем отрицательно пока­чал головой:

— Нет. Нефтяные скважины я видел в Китае, много лет на­зад, а в этом районе — ни одной.

— Как вы думаете, зачем они маскируют цистерны и ставят деревянных верблюдов?

— Не знаю. Поговаривают, цистерны вкопал какой-то бо­гатый скотовод. Предполагает собирать в них дождевую воду и затем поливать ею землю, пастбища к жизни возвращать. Мест­ный шаман утверждает, что деревянные животные — это плата предкам за беспокойство, причиненное осквернением пусты­ни в результате подземных работ. Кто-то считает все это делом рук сумасшедшего. Только все они ошибаются. Я думаю, ка­кой-то очень богатый и влиятельный человек собирается тай­но забрать себе богатства пустыни. Иначе зачем ему скрывать свои действия? Только злые сердцем скрывают свои поступки.