class="p1">Она кивнула, переложила на руку. Он захныкал, завертел головой — голодный, наверное.

— Я покормлю, — сказала Кристина, хоть и руки чесались вручить Шмеля, а самой нормально выспаться.

— Идем, поговорим, — хрипло сказал Юра.

Первым делом он, конечно, Кристину, накормил — гречневая каша с маслом и тушеным луком, свежий хлеб, тертая морковка с сахаром. Кристина ходила по кухне следом за ним, держала Шмеля на руках — искала смесь, разбавляла ее теплой водой из чайника, взбалтывала. Шмель, удивленный, не отрывал от Юры взгляда — видимо, он давно принял его за отца, и теперь не понимал, почему все так круто переменилось.

— Я переезжаю, — выпалил Юра, когда Кристина сунула Шмелю первую ложечку сырой моркови.

— Зачем?..

Она догадывалась, что он уедет. Слишком немногословный в последнее время, сбегает и изо всех сил пытается вдолбить ей материнскую любовь, как нормально-обычная раньше мать на огороде прививала грушевый черенок к яблоне. Он готовил пути для отступления, но она была уверена, что время ждет.

С одной стороны, это даже хорошо. Пока Кристина на подъеме, пока тело все еще наполнено морозом, она готова пообещать себе и Шмелю все, что угодно. Теперь выбора у нее не будет.

— Если из-за нас со Шмелем, то зря. Я все осознала, поняла, бла-бла, чувств во мне материнских так и не нету, поздно уже их искать, а вот быть на подхвате я всегда могу. И чаще буду…

— Не из-за вас, — он водил пальцем по горлышку стакана с водой. — Из-за пацанов. Я кредит взял еще один, в микрозайме, и им отдал, на бизнес. Все сгорело, ни копейки. Пацаны доказывают, что это из-за меня, мало дал. Пообещали башку разбить, если еще половину не принесу. И коллекторы к матери пришли…

— Бежишь?00000

— Бегу. В соседнюю область, работу нашел, на шиномонтажке. Если хотите — поехали со мной, вместе квартиру снимем, ты откуда угодно можешь работать, — лицо его осунулось.

Кристина впервые подумала, как сильно к нему привыкла и, что еще важней, как сильно он сам привык к ним — особенно к Шмелю, которого выкармливал и воспитывал с рождения, от которого страдал и к которому тянулся. В глазах у Юры блеснуло тревогой: он не хотел тащить еще и их прицепом, как бы ни любил, но и не предложить он не мог. Не простил бы себе.

Он хотел свободы, хотел новой жизни.

И боялся остаться без них.

— Тебе помочь? — спросила Кристина.

— С чем? — Юра поперхнулся водой.

— С деньгами, например. Могу рекламу дать, найти клиентов на портреты. Или из чьих-нибудь мертвых вещей забирай, если надо… Да хотя бы даже коробки упаковать.

— И ты не злишься?

— Злюсь, конечно. Ты нас бросаешь, прямо как папаня вот этого, Жужжащего, — она тряхнула коленями, и сосредоточенный Шмель вскинул лицо. — Но это твоя жизнь, и я в нее не лезу. Да и потом, если тут еще больше коллекторов и дружбанов твоих с болгарками будет, я не переживу. Съедем со Шмелем, найдем маленькую квартирку или комнату. Ты о себе думай теперь.

Юра печально улыбнулся.

— Я думал, будет скандал.

— Нет, ну я могу устроить, если так хочется. Но… Так, ты что, выпрашиваешь слова добрые на дорожку? Обойдешься. Таких идиотов, как ты, в музей надо, и если ты за голову не возьмешься, все контакты не оборвешь, так и будешь по всей стране бегать. Больше никаких долгов, ни тебе, ни им. Понял?

Ее все еще потряхивало, замерзшую, и слова лились бесконечным торопливым потоком, Юра кивал. Она понимала, что ему все ее нотации — в одно ухо влетели, и дальше как по нотам, но все равно хотела сказать. Потому что тоже потом себе не простила бы.

Кристина поднялась. Она чудилась себе хрупкой и подтаивающей, огромная сосулька над подъездным козырьком, вот-вот сорвется и разобьется в дребезги, этого нельзя допустить. Шмель тянул ее вниз — когда он успел так вырасти, стать таким тяжелым?.. Юра смотрел снизу вверх, все еще держась за кружку, как за камень.

Наверное, это был последний такой вечер. Завтра же она начнет искать жилье, потом перевезет вещи — хорошо, волонтеры помогут, у них этого опыта уже выше крыши. Да и в маленькой квартирке сложнее будет от Шмеля спрятаться.

— Давай его мне, — попросил Юра и вытянул руки. — Иди, ванну с кипятком набери, вся трясешься.

— Я лучше с ним еще посижу, надо же привыкать.

— Дай нам попрощаться, — одними губами, без звука попросил он.

Кристина кивнула. Склонилась, поцеловала его то ли в лоб, то ли в волосы, и бережно передала сына на руки. Захотелось написать об этом маленькую зарисовку: полно света на тесной кухне, за окном — ночь и зима, Шмель сосредоточенно жует морковку, Юра с Кристиной прощаются, но тоска эта светлая, уже почти ностальгическая, принимающая.

Нет, не ухватить. У нее не получится.

— Учти, я буду названивать и плакаться, чтобы ты вернулся, иначе мы умрем голодной смертью.

— Я вам соседку поищу, — горячо сказал Юра, — попробую.

Под воду Кристина ушла с головой, открыла глаза в теплой, бурлящей мути, увидела слабый огонек плафона, теплую пустоту. Как в утробе, безопасно. Не верилось еще, что жизнь так изменится — обычный вечер, как обычно рыдает Шмель на кухне, как обычно от стен старой ванной комнаты пахнет влажной плесенью, сыростью. А тут переезд, Юрин побег, собственные обещания… Кристина подумала, что надо для Юры обязательно денег найти — хоть немного, на первое время. Помочь.

И надо стать хотя бы обычно-нормальной матерью.

И собственной, обычно-нормальной матери, позвонить.

Пискнул телефон, Кристина услышала его гулко, из-под воды, и нехотя вынырнула. Открыла входящее письмо в электронной почте. Из музея — так и так, никак не можем взять ваши работы для нашей новогодней выставки, благодарим и выражаем уважение… Кристина криво ухмыльнулась, кто бы сомневался. Пролистнула письмо вниз мокрым пальцем.

Вместо общей новогодней солянки ей на весну предлагали сделать свою выставку, посвященную умершим и их памяти. Они выделят зал (самый небольшой, конечно), проведут презентацию, позовут журналистов… Помогут «юному таланту».

Сердце толкнуло под ребрами и затихло. Кристина высунулась из ванны почти по пояс, приблизила экранчик к носу, сама себе не веря.

— Юра! — заорала так, что зазвенела лампочка над головой. — Юра, иди сюда!

Едва завернувшись в полотенце, она сама побежала на кухню. Следом за ней по коридору тянулись босые мокрые следы.

Глава 18. Сахарное решение

— Насколько ты сегодня сахарная? — шутя, спросил папа и отвел глаза.

— Десять и три, — шепнула Маша,