Заказав для девушек несколько порций ликера, он спросил:

— Хотите приехать ко мне на дачу, в Малаховку?

— В Малаховку? Мы ее знаем, там наши родственники живут.

Моня поразился:

— Родственники? Вы еврейки?

— Да, еврейки. А что?

— Так, ничего, я тоже еврей.

Захмелевшая Руфина прижалась к нему всем телом:

— А что мы будем делать в Малаховке?

Моня хитро подмигнул:

— У меня есть приятели, хиппи. Знаете, кто такие хиппи?

— Знаем, видели на фестивале.

Моня подмигнул:

— Поиграем в игры хиппи. Вы на фестивале «негритятинки» попробовали?

Они захохотали еще громче, на секунду замялись, потом заулыбались:

— Нет, не удалось. А девчонки говорили, что стоило бы.

Моня убедился, что выбрал тех, кого надо.

* * *

К вечеру собрались на даче. Гости — четверо мужчин и две женщины — выглядели почти обычно, только костюмы и платья были слишком яркие. Но как только вошли, они сразу преобразились, сняли шляпы и шапки, под ними оказалась масса спутанных волос. Потом скинули костюмы и платья и запахнулись в свободные накидки, под которыми довольно явно просвечивало нижнее белье. Моне и Рае с Руфиной тоже вручили такие накидки.

Раздали всем ленточки, объяснили:

— Это хаерник, от английского слова «hair», волосы, — чтобы не скрывало крышу.

Потом все надели на запястья браслеты из ниток:

— Это фенечки.

И все, изменившись до неузнаваемости, стали похожи друг на друга.

Моня подозвал к себе Руфину с Раей:

— Будьте пай-девочками, ведите себя послушно, а главное, молчок обо всем, что здесь будут делать хиппари. Поняли? Вот вам по сто рублей.

У хиппи был свой язык — смесь английского, русского и уличного сленга. Они обращались друг к другу «чувак», «чувиха», половой акт определяли словом «бараться», то и дело вставляли в речь английские словечки: «ОК», «all right», «lovemaking», «fack you».

Компания уселась на пол, все в обнимку, тесно, пили водку, лапали и целовали всех девушек — отказываться не полагалось. Включили громкую музыку — у Мони был первый советский магнитофон «Днепр», ставили твист, а потом и рок-н-ролл, начались танцы. Захмелевшие девушки танцевали особенно темпераментно, смачно вертели бедрами, высоко задирали ноги, прижимались к мужчинам, усаживались на колени ко всем подряд, целовались взасос. Они охотно позволяли себя тискать и сами залезали в трусы мужчинам, смеялись и визжали от удовольствия. Потом раздался крик:

— Стриптиз! Кто хочет показать стриптиз?

Стриптиз был новым увлечением Запада, хиппи знали о нем все в деталях, рассказывали:

— В Америке, в Лос-Анджелесе, есть целая школа стриптиза, ее основала Элис Шиллер. Родители у нее были верующие ортодоксальные евреи, а она подалась в другую сторону. Там девицы проходят десять уроков обучения и получают диплом на раздевание. А у нас?

— И у нас введут, — ободрил их Моня, — обучат героинь социалистического труда в каждом колхозе. Приедет комиссия от обкома партии, вытолкнут вперед старуху героиню: раздевайся! Те, как посмотрят, плюнут: и чего в этом находят в Америке?

Девушки хохотнули, переглянулись, и ангелоподобная Рая вытолкнула вперед Руфину. Сначала, как будто стесняясь, девушка вышла на середину комнаты, покачивая бедрами, кокетливо извиваясь, медленно распахивала и запахивала накидку, расстегивала под ней бюстгальтер, потом скинула накидку и осталась голая по пояс. Это вызвало взрыв радостных криков. А когда она взялась за трусики, раздался ободряющий возглас общего восторга. Компания подбадривала ее криками:

— Спускай ниже!.. Снимай совсем!..

Хотя до России искусство элегантного стриптиза еще не дошло, Руфина была довольно искусной самоучкой. Ее примеру охотно последовала брюнетка Рая. Когда обе оказались голыми, компания потребовала:

— Лесбийскую любовь!

Девушкам быстро постелили на полу ковер. Они переглянулись, начали с затяжного поцелуя, который явно их возбуждал. Затем улеглись на ковер, их тела слились в объятии, одна ласкала другой груди, вторая водила языком по соскам подружки, обе изгибались дугой, потом начали лизать животы от пупка и ниже, ниже, дошли губами до паха и искусными движениями пальцев принялись ласкать половые губы. Потом одна девушка раздвинула ноги, а другая приникала к влагалищу языком. Раздвигая длинные ноги, они движениями как бы проникали друг в друга, имитируя соитие мужчины с женщиной, стонали от страсти и посасывали себе пальцы, явно имитируя оральный секс. Завороженные мужчины в нетерпении тоже разделись. Остальные девушки схватили их возбужденные члены, играли с ними, скользили по ним пальцами и языками, целовали.

Кто-то крикнул «лесбиянкам»:

— Давай минет!

Руфина и Рая переглянулись, подбежали к сидящим мужчинам, опустились на колени и с удовольствием принялись за дело. К тому времени всех остальных девушек тоже раздели, приговаривая:

— Подписываем герлов на фак.

И началась оргия, «фак-сэйшн», уединялись с девушками по комнатам, потом обменивались ими между собой, и так всю ночь…

* * *

Утром все выглядели помятыми, не выспались, медленно передвигались по комнатам в обнимку. Кто-то еще вяло пытался заниматься сексом, стоя прямо у дверной притолоки, пока остальные безразлично проходили мимо.

Моня заваривал кофе для гостей, подозвал Руфину с Раей:

— Ну, девчонки, показали класс тусовки. Где вы всему этому научились?

Они захихикали:

— Где же еще — в райкоме комсомола!

— В райкоме?!

— Ну да. Нас после школы взяли на работу в райком, техническими секретарями. Там все этим занимаются.

— Ага, значит, такие кадры лучше всего куются в райкомах комсомола. А ваши еврейские мамы знают про это?

— Догадываются, конечно, грозились забрать нас из райкома.

Все снова оделись в свои, костюмы и платья и, выходя сдачи, выглядели вполне обыкновенно. Моня сказал маме, что это студенты и студентки. Раиса Марковна провожала их глазами из окна. Она всю ночь слышала шум и женский визг со второго этажа и сейчас ворчала:

— Ой, опять Моня привез этих студенток. А какие теперь студентки? Азохен вей, какие студентки. Это не студентки, а анекдот! — И презрительно добавила: — Все шиксы[61].

Но ошибалась, ведь среди девиц были и еврейки.