Артаг не знал, сколько времени это продолжалось. Он очнулся, когда увидел, что за ним из своих уже никого нет. Под ним — черногривый его конь, а сам Артаг в руке держал шест от шатра. Возле его уха прожужжала стрела.

Стреляют сзади, понял он.

Вожак увидел, что его нукеры смогли прорваться сквозь кольцо врагов, но испугался, что теперь их достанут стрелы. Артаг поднял свой шест и кинулся назад, прямо на вражеских лучников. Те ужаснулись от такого безумного напора человека, вооруженного лишь шестом от юрты. И их стрелы потеряли меткость.

Бой закончился. Лошади перешли на рысь.

Задумавшись, Артаг ехал много впереди. Вдруг он круто осадил коня, оглянулся и впервые осмысленно посмотрел на своих людей.

Они молча и растерянно взирали на него.

Пятеро юных огланов. Четверо воинов и ученик шамана Риддо, молодой Тшак, сын его друга Нолуда и младшей дочери старейшины соседнего рода Алверги. В его плече и бедре сидели стрелы, но он удерживался в седле и, судя по крепко сжимаемому бубну, наверное, еще и успевал помогать другим биться.

«Всех погубил!» — горестно подумал Артаг.

Он недвижно сидел в седле, потупившись, мигая мокрыми ресницами, и слезы катились по его бороде.

«Отец, оказывается, сильно постарел, — подумал его сын Эрдэг, впервые обративший внимание на это. — Взял шест вместо копья…»

Но старик быстро справился с собой. Как бы то ни было, он оставался вождем, и у него был долг перед родом, пусть и стал тот меньше щепотки праха.

— Что сказать? — бросил он. — Есть единственное место, где мы можем выжить и где еще могут размозжить собачью голову этой свиньи Ундораргира. Это владения союза танши Ильгиз и их друзей из города демонов.

— Демонов? — испуганно переспросил самый младший, четырнадцатилетний Нрос.

— А хоть бы и демонов?! — молвил старик. — Не хуже они будут проклятого сына гиены, погубившего твоих родных?

Старый воин тихо поехал вперед. Парни следовали за ним.

Вокруг простиралась холмистая ковыльная степь. На чистом синем небе плыли пушистые облака. Высоко в небо поднялся жаворонок и запел свою радостную песню.

Артаг тяжело вздохнул и вытер слезы. Жизнь продолжалась.

Позади всех ехал молодой Тшак, стараясь хоть немного залечить раны.

Он должен быстрее выздороветь. Он должен жить. Он должен отомстить. У него большой счет к Ундораргиру и тем, кто угольно-черными тенями стоит за его спиной.

И он даже знает как. Ибо уроки старой шаманки Ардинды и древнее тайное знание им не забыты.

Октябрьск/Тхан- Такх. Замок

Макеев еще раз посмотрел на стоявший на застеленном войлоком столе малого зала предмет, из-за которого сегодня здесь собрались те, кто решает судьбу Тхан-Такх. Потом на кислые лица собравшихся. Мысленно выругался. Наверное, он сейчас выглядел не лучше.

И было отчего.

Нечего сказать, хороший подарочек привезли из рейда орлы Анохина. То, что им не удалось взять город, — это, что называется, горе. Жалко погибших ребят… Их не вернуть, но все остальное можно исправить, придя на следующий год.

Но вот ЭТО — настоящая беда. Можно сказать, трагедия.

Больше всего это было похоже на старое противотанковое ружье, разве что с укороченным стволом и нестандартным прицелом, вместо сошек водруженное на треногу.

Рядом лежала горка маленьких деревянных фляжек и несколько литых свинцовых цилиндриков с закругленными носами.

Всего лишь грубая железяка, если смотреть со стороны. А по сути — приговор.

Не им, они-то, может, и выкрутятся, но вот мир, похоже, полетит к черту…

— Давай, что ли, капитан…

Бровченко встал, одернул новый парчовый кафтан цвета хаки — подарок торговцев, скупающих клинки (вот ведь подсмотрели фасон офицерского кителя, запомнили и творчески переделали, подхалимы).

— Ну, что сказать… Научно выражаясь, мы имеем перед собой образец нарезного огнестрельного оружия неизвестной конструкции, скорее всего местного производства. Вес примерно шестнадцать с половиной килограммов…

«Пуд с гаком», — зачем-то поправил про себя Макеев.

— Калибр — девятнадцать с половиной миллиметров, фитильный замок типа «серпента», применявшийся на Земле примерно до второй половины семнадцатого века. Точнее не упомню. Снаряжается черным порохом. Пуля весом пятьдесят шесть граммов. При попадании в человека, как сказал привлеченный к экспертизе товарищ Тупиков, — кивок в сторону засмущавшегося начмеда, — чаще всего наносит повреждения малосовместимые с жизнью. При попадании в грудь или живот, я уж про башку и не говорю, считай, все. Руку или ногу просто оторвет…

— И в любом случае гарантирована обширная кровопотеря, — вставил свои пять копеек Геннадий.

— Принцип заряжания, — продолжил зыркнувший на медика Бровченко, — аналогичен старому французскому — камора для заряда меньшего диаметра, чем калибр ружья. Пулю сперва засовывают в канал ствола, а потом досылают до сужения и ударами шомпола расплющивают так, что она входит в нарезы. Судя по всему, обслуживается двумя человеками — наподобие ручного пулемета — по крайней мере, рядом с этой штукой нашли два трупа местных с боеприпасами и снаряжением… Ну вот вкратце и все…

— И все? — изумился Серегин. — Товарищ капитан, вы хоть понимаете, что это значит?

— А то и значит! — вспылил, вступая в беседу Довбняк. — Кто-то из наших крепенько подмогнул братьям по разуму!

— Странно, что только сейчас, уж сколько лет прошло, — пробормотал кто-то слева от Макеева.

Кажется, Тупиков или Суров.

— Да нет, — оживился сникший Бровченко. — То, что наши к этому руку приложили, само собой. Но вот работа сугубо местная…

— Да уж ясно, что не марсианская, — недоумевающе изрек Александр.

— Нет, я не в этом смысле… то есть… — Зампотех запнулся, подбирая слова. — То есть придумано это, конечно, не местными товарищами, но вот исполнение… исполнение уж больно необычное.

— Например? — напрягся Макеев, инстинктивно чуя, что именно здесь лежит главный подвох.

— Во-первых, ствол отлит из черной бронзы — целиком, причем вместе с нарезами. Я вот поговорил с Эгорио Арбаковичем, даже он не очень понимает, как это удалось провернуть. То есть, как сказал мастер, способ он бы наверняка нашел, но сколько времени потратил бы на это дело — непонятно. При этом наш главкузнец отметил, что сейчас мастеров, умеющих сделать черную бронзу, почти и не отыскать. Дескать, еще его отец встречал таких в годы ученичества, но те были глубокими стариками… А отцу его, между прочим, под семьдесят!

Собравшиеся загомонили, лица помрачнели еще больше.

— А на сколько этот дристопал бьет? Проверили хоть? Бровченко вновь оживился, зашелестел самодельным блокнотом: