В голову ударило досадное напоминание о непринятой таблетке.

– Черт.

– Что такое?

– Робин, не могла бы ты съездить к Каспару домой – я напишу тебе адрес, – взять из верхнего ящичка комода в спальне препарат, он там один, и принести его мне?

– Но ведь там полиция.

– Ты взяла с собой удостоверение телохранителя?

– Конечно. – Робин хлопнула по куртке на уровне груди и нащупала карточку во внутреннем кармашке. – Всегда со мной.

– Скажи, что ты от меня. Если возникнут проблемы, то звони… Да, и возьми бутылку воды.

– Хорошо. Я пошла.

После ее ухода тревожные мысли вновь поглотили Александра. От невыносимых угрызений совести он едва не срывался с места, чтобы зайти в палату и извиниться перед Каспаром за страх и боль, которые ему по вине Александра пришлось пережить. Никогда он не сможет себе этого простить. Ни себе, ни Делинде.

Наконец из палаты вышел мужчина с прозрачным планшетом.

– Доктор Филлипс, – Александр прочитал его имя на бейдже, – что с ним? Как он?

– Ну что ж, Алекс… – Морщины на лице мужчины лет сорока на вид смягчились, брови стремительно взлетели над смущенными впалыми глазами, и он с деловым видом произнес: – Простите, Ваше Величество.

– Ближе к делу, доктор Филлипс. – Александр мял свои дрожащие холодные руки и смотрел на врача, словно безнадежный наркоман на человека с дозой.

Озадаченный вид доктора вселил в него растерянность.

– Мистер Шульц потерял немало крови, но не критично. Проблема не в этом. Одна из пуль повредила ему периферические нервы. – Врач развернул к нему планшет. – Вот, видите? Выше колена.

Александр уставился на снимок МРТ. Холодная дрожь прошла по его телу, сменившись неприятным жаром, и слезы вновь выступили на глазах.

– Ч-что это значит? Скажите нормальным языком!

– Нарушение периферического нерва чревато расстройством чувствительности, нарушением движений и параличом. В данный момент мистеру Шульцу сложно судить о своем состоянии, но, по нашим прогнозам, ему грозят как минимум первые два пункта. Чтобы исключить паралич, необходимо начать лечение немедленно. Оно дорогостоящее и займет от шести до десяти месяцев. И, по правде говоря, германские специалисты справятся лучше наших. Однако в нынешней ситуации… – Врач умолк.

От потрясения Александр сел обратно на скамейку, смотря в пустоту.

– Он перестанет ходить? – произнес он одними губами.

– Не полностью. Шанс на полное выздоровление есть.

– Шанс? – Голос Александра стал твердым и громким, и в глазах под сведенными на переносице бровями засверкали молнии. – Вы хотите сказать, что у вас нет абсолютной уверенности в его полном выздоровлении?

Доктор Филлипс шагнул назад, медленно качая головой.

– Мне жаль, но, если вам нужны стопроцентные гарантии, специалисты в нашей стране вряд ли смогут помочь. Неприятно это признавать, но Германская империя по части медицины лидирует во всем мире. Я бы рекомендовал обратиться к германским врачам.

Обратиться к врачам из страны, которую через месяц могут сравнять с землей? Хуже такого расклада Александр не мог себе представить. Так или иначе они прознают о том, кто лечится в их стране и с кем он связан. И тогда жди беды. Мести, преподнесенной как несчастный случай. Александр доверится их врачам, только если они будут последними на земле, и он будет наблюдать за каждым их движением.

– Сколько стоит лечение? – спросил Александр спокойнее.

– Вместе с содержанием – от миллиона фунтов.

– Хорошо, – он встал, – я хочу зайти к нему и поговорить без лишних ушей.

– Да, конечно. – Доктор Филлипс поспешно открыл дверь и отошел в сторону.

Александр зашел в просторную палату с бежевыми стенами, дорогой мебелью и большим телевизором на стене напротив койки с укрытым одеялом Каспаром. Тот открыл глаза и улыбнулся королю так добродушно и беззлобно, что Александр, закрыв за собой дверь и подойдя к нему, расплакался.

– Прости меня, пожалуйста.

– Нет-нет, Ал, все хорошо. – Каспар испугался. Он медленно сел на кровати, обнял Александра и принялся гладить его по голове, пока тот тихо всхлипывал ему в плечо.

– Тебе нельзя резко двигаться.

– Со мной все в порядке, – проговорил Каспар убаюкивающим голосом.

– Я очень виноват…

– В этом нет твоей вины. Я сам напросился.

– Кто это сделал? – Александр отстранился от него, и Каспар стер слезы с его щек.

– Моя давняя знакомая. Еще с тех лет, когда я занимался не самыми благородными делами.

– Зачем ты врешь? Это ведь сделала Делинда, верно?

Каспар замер, не переставая смотреть ему прямо в глаза.

– Рискну предположить, что если бы это была она, то я бы не сидел сейчас в палате, а лежал в…

– О, не говори об этом! Даже думать об этом не смей! – воскликнул Александр грубоватым тоном и тут же, опешив, продолжил мягко: – Тебе нужно уехать. Я говорил с доктором Филлипсом. Тебе срочно необходим курс лечения. Это займет от шести до десяти месяцев. И желательно лечиться в Германской империи. – Он сел на кровать ближе к Каспару и взял его за руку. – Мне не нравится эта идея – сам понимаешь почему, поэтому я подумываю обратиться к Дирку. Возможно, он знает хороших германских врачей, живущих не в Германской империи. Быть может, в Делиуаре, но…

– Делиуар их союзник.

– В том-то и проблема. И я боюсь отпускать тебя даже в сопровождении лучшей охраны.

– Ал, ты слишком беспокоишься. И слишком много берешь на себя. Я сам виноват в произошедшем, и я сам со всем разберусь.

– Как не беспокоиться, когда теперь весь мир знает о нашей связи? Я сам не могу представить, как много с начала войны у меня появилось врагов. Нет, лечение в Германской империи исключается. Ни за что не отпущу тебя туда. О Делиуаре я узнаю. Возможно, нам удастся оставить в секрете твое пребывание там.

Каспар уловил дрожь его рук, видел, как от подступающих слез блестят его влажные глаза, и корил себя за наглую ложь. В произошедшем он винил только себя. В нестерпимом минутном желании выговориться – отродье слепого эгоизма – он не пожелал думать о последствиях своих слов. Многолетняя грань терпения между яростью и ледяной учтивостью была наконец стерта. Кто знает, быть может, Делинда не собиралась его калечить и взяла пистолет для защиты? Каспар понимал, что оправдывать ее в контексте случившегося неправильно, но он давно принял факт ее себялюбия и в некоторой степени безумия как должное, как неотделимую часть ее существа, с которой нужно было просто смириться. Так обычно мирятся с тем, что дети в силу слабой сознательности и присущей многим активности порой доставляют взрослым лишние хлопоты. Если их можно было научить избегать ошибок, то с Делиндой и говорить об этом было нечего. Модель ее поведения была примитивна и легко объяснима, но от этого она не доставляла меньше проблем. Напротив, никто не мог понять, как совладать с этим большим ребенком и угодить ему.