— Неужели все твое знание пропадет? Оно бесценно!

— Пропадет? Не думаю. Мир так устроен, что в нем ничто не пропадает и не образуется из ниоткуда. Я уверен — еще придет день, когда знание будет по-настоящему востребовано. Для людей. В качестве защиты. Но не будем об этом. Дадим возможность времени течь так, как ему заблагорассудится, и не будем его торопить. Хорошо?

— Хорошо, — согласно улыбнулась Вендис.

Сзади со склона посыпалась галька. Из-за ближайшего валуна показалась соломенная шевелюра Суллы.

— Эй, отшельники! Похлебка уже бурлит в котле, а у нас бурчит в животах. Заканчивайте со своим уединением, для этого в замке у вас будет целая спальня. Во имя человеколюбия и наших пустых желудков прошу вас вернуться.

— Клянусь, я сначала увидел из-за камня нос этого мошенника, а потом уже все остальное. — Кезон поднялся с корня и подал руку Вендис.

Они пошли к лагерю среди благоухающих медом вересковых кустов. Ветер, словно огромный свирепый пес, тут же унял свои прыжки и игры и стал ласкаться к полам их походной одежды. На Йотунхейм, испросив позволения у своего властелина, опускалось плотное покрывало ночного мрака.

Мой джип, блестя только что отполированными на автомойке боками, остановился у знакомого подъезда. Несмотря на будний день, все свободное пространство оказалось забито припаркованными машинами. Мощно уркнула турбина дизеля, я, перевалив через бордюр, залез на крутой склон и заглушился. Из подъезда, подслеповато щурясь от яркого весеннего солнца, вышел Женька в настежь распахнутой на груди куртке. Мы пожали друг другу руки и обнялись. Все-таки не виделись уже целый месяц после моего переезда. Я с беспокойством осмотрел друга, задержал взгляд на заправленных в ботинки шнурках и бледном небритом лице.

— Слушай, тебе нужно больше гулять. Вообще, что ли, из дома не выходишь? Зеленый стал совсем. Того гляди — плесенью покроешься.

— Да ладно, — отмахнулся Женька. — У меня все бодренько. Ближе к лету дачку прикуплю. Туда и перееду. Только договорюсь с Германом, чтоб линию протянули. Сам-то как?

— Нормально. Обживаемся понемногу.

— Как Арина? Отошла?

Я вздохнул.

— Не совсем. Но уже лучше. Берет уроки рисования, занимается языками, три раза в неделю ходит на фитнес. Думает записаться в школу бальных танцев. Она настоящий боец. Старается занять себя по максимуму. Чтобы совсем не оставалось свободного времени. Я даже посоветовать ей ничего не могу. Она сама все правильно делает.

— Как они с Юстиной?

Я усмехнулся. Женька так и не узнал имя моей будущей жены в реале.

— Тьфу-тьфу, вроде ладят. Не то чтобы стали подругами не разлей вода, но общаются хорошо, грех жаловаться.

— Ну да, твоя зазноба не из таких, которые на лавочках с товарками калякают под пакет семечек. С ней особо не забалуешь. Не раскаялся еще?

— Наоборот. Я вдруг на четвертом десятке осознал, что с женщиной может быть интересно не только в постели. Хотя одно другого не отменяет.

Женька хлопнул меня по плечу, растянув похудевшее лицо в беззаботной улыбке.

— Вот так ситуация! Циник сменил окраску и превратился в романтика. Аринка по-прежнему? В Мидгард ни ногой? — посерьезнев, спросил он.

— Что ты, — отмахнулся я. — Она даже телевизор из комнаты выбросила. Только реал. Она до последнего надеялась, верила. Но мама выбрала не ее, а свою новую любовь. Теперь Мидгард для Арины связан с очень тягостными воспоминаниями. И обидой.

— Может, отойдет еще?

— Не знаю. Как вернулась от бабушки и дедушки — без изменений.

— Хорошо хоть вернулась.

Мы помолчали. От набухших на деревьях почек и первых робких распускающихся листочков ощутимо тянуло весной. Оживленно переговаривающиеся птицы подкрепляли это утверждение.

— Это точно. Жизнь устроена так, что рано или поздно приходится выбирать. Даже если их две. Жизни. А то, что можно прожить обе качественно и полноценно — это все чухня. Все равно одна победит. Или там, или тут. Все для себя решают, в конце концов, — заключил Женька.

— Угу. Ты вот, похоже, тоже уже решил. Так решил, что скоро просвечивать начнешь.

— Да ладно тебе причитать. Кудахчешь надо мной, как наседка над яйцом. Все путем.

— Что нового на Альбе? Как Грация? У нее уже скоро срок, если память мне не изменяет? Поди, сварливая стала на сносях? — Я шутливо толкнул друга в бок.

— Та-та-та. Зачастил как пулемет. На Альбе после вашего отъезда на острова все по-прежнему. Народу нового появилось много. Из Баркида наплыв произошел. Северин и Спириус зажигают не хуже тинейджеров. Новых нимфеток прибыло на их долю достаточно. Африкан решил открыть сеть ресторанов вместе с кабаре. Грация по-прежнему — сгусток позитивной энергии и оптимизма. Носится, словно ураган, по поместью. Помощники у меня подобрались соответствующие. Помнишь наш безнадежный прорыв с северных территорий? Со Спириусом? Когда я еще грызуном подвизался? Так вот, я разыскал всех Эквитов, что выжили в той драке. К тому моменту их осталось только пятеро из восьми. Договорился с Советом Авгуров. Выкупил всех до единого и демобилизовал из армии. Теперь они — мои ближайшие соратники. И лучше них команды на свете не сыщешь. Если понадобится, умрут за меня, как верные псы. Такие вот дела. После сбора винограда хочешь не хочешь, ждем вас с Юстиной в гости. Будем неделю гулять по случаю появления на свет нашего первенца. И думать не моги отвертеться. Я подыскиваю пару местечек под новые лавки. Наладил отношения с несколькими деревнями блеммий. Тащат как миленькие мне на продажу отличные артефакты. У нас сейчас в цене все, связанное с наукой и архитектурой. А это дефицит, поскольку местные ремесленники набили руку по большей части на военных погремушках. Мои приказчики все это толкают в массы. Сестерции лопатой гребу, ей-богу. Могу по три штуки евро в неделю выводить, веришь? Я поменял питомца на тридцатом левеле. Взял здоровенную барракуду. Посылаю ее в море со своими рыбками вместо радара. Рыбой торгую с окрестными деревнями и теми же блеммиями. Строим большую коптильню. Будем снабжать окрестности рыбьими балыками. Короче, все супер! А как там, на островах Фонвиллы? Промышляете контрабандой, поди? Юстина не из таких девушек, что успокоятся с пряжей в кресле около очага?

Я кивнул.

— Что есть, то есть. Бунтарка. За то и ценю. Ходили в рейд на торговые пути к Запретному городу. Взяли за лацкан одного купчину. Товар скинули в Дакии. Развлекаемся. Как поставили Камень Иммерсии, народу прибыло. Валент уехал домой. Там сейчас, сам знаешь, — неспокойно.

— А что там?

— Н-да… Понятно все с тобой. Революция там. Европейская. Ничему история людей не учит.

— А чего хотят?

— Не чего, а куда. В Европу хотят. Прикинь, целый народ как будто ослеп и потерял способность читать и анализировать исторический опыт. Хоть один пример есть, когда Европа кому-то помогла?