– Сейчас не знаю. Убери свет, глазам больно.

Лазарь выключил фонарик. Теперь только свет молний на мгновения освещал палату, грозные раскаты грома тревожили тишину, и Лина дышала с натугой.

– Я много сделала такого, что сейчас не могу объяснить, зачем делала… От страха все… он никогда меня не отпускал… тебя боялась… всех…

– Но почему? Разве я давал повод? А Париж? Ты врала?..

Лина, прикрыв глаза, бессвязно забормотала. Что-то говорила о Париже, о каких-то картинах, о радуге и еще о непонятных Лазарю вещах, но очень волновавших ее. Он наклонился к лицу Лины, стараясь рассмотреть в темноте, что с ней, позвал по имени. Она, приоткрыв веки, в свете сверкнувшей молнии вдруг увидела Володьку.

– Ты? – от удивления попыталась приподняться, но, видимо, сил осталось совсем немного, не смогла оторваться от подушки. Лазарь дотронулся до ее горячей щеки, Лина тут же схватила его руку, прижала к губам. – Ты жив… жив…

– Да, – ответил он. – Я потерял много крови, но добрался до парня, который собирал мне мотоцикл. Отлеживался у него в гараже, теперь помогаю ему. Я был зол на тебя.

– Знаю, знаю, – торопливо заговорила Лина, прижав его руку к груди. – Это случилось по ошибке и по моей вине. Прости меня… пожалуйста… если сможешь…

– Простить? У тебя всегда все просто.

– Главное, что ты жив. А как твои руки?

– Нормально. Может, все же отвезти тебя?

– Отвезти? Я отвезу тебя… после выставки в Париже… тебя ждет успех, а мы уедем в Венецию. Давно хотела посмотреть на каналы. Знаешь, с тобой я узнала столько нового… странно, я ведь старше тебя, это меня сдерживало вначале, а потом…. будто не со мной происходило… такого я не помню, чтобы всегда праздник… А что с картинами?

– Какими картинами?

– Раз ты здесь, они не сгорели. – Голос ее тускнел. – Как мне было страшно! Я думала, тебя нет. И это по моей вине… Знаешь, всего один раз я хотела, чтоб не стало одного человека, казалось, его не будет, и у меня все образуется. Но все обернулось не так и покатилось не так… От меня уже не зависело, когда тебя… теперь мой черед… мне страшно… почему ты не пришел раньше?

Она плакала. В углу зашевелилась врачиха, пора было уходить из больницы. Лина вдруг застонала, задрожала, словно по телу прошли судороги. Было темно, Лазарь ощущал руками дрожь в ее теле, однако разволновался: неужели она умирает?

– Хочу на воздух, – прохрипела Лина. – Мне душно…

– Там дождь, Лина.

– Дождь… хочу на дождь… пожалуйста…

Лазарь взял ее на руки, стараясь идти бесшумно, прошел по коридору, спустился вниз, тихонько уговаривая Лину помолчать. А она непрерывно бормотала. Но когда он вынес ее на воздух, когда на них обрушился поток с неба, Лина замерла, улыбнулась. Здесь было светлее, чем в палате, но за вспышками молний следовала непроглядная темень. Лазарь понес ее под деревья, подальше от корпуса. Промокли. Он сел с ней у ствола акации на траву, приподнял за плечи:

– Лина! Ты слышишь меня?

Она не слышала. Лазарь приложил ухо к груди… Посветил фонариком в лицо. Глаза, всегда живые, цепкие и притягательные, с раскосым разрезом, как у лисички, остекленели, глядя в пустоту. Такое он тоже видел. Люди умирали с открытыми глазами, словно запоминали напоследок землю и небо, не желая с ними расставаться и там. Он высматривал в губах, которые только что шевелились, в ресницах, недавно вздрагивавших, в бровях признаки жизни. И не решался еще раз приложить ухо к груди, потому что знал: там тишина. Лазарь уткнулся ей в грудь лицом и заскрежетал зубами. Опасаясь, что его услышат, не давал прорваться стону, только сжимал Лину сильно, будто это могло помочь оживить ее. Он всего лишь хотел заставить ее вернуться, теперь с Линой все кончилось и для Лазаря.

Так сидел до тех пор, пока в корпусе не началось волнение, значит, врачиха очнулась. Тогда он положил Лину на траву и убежал в темноту.

Полину похоронили на деревенском кладбище, недалеко от психиатрической больницы. Ставров вернулся в офис, достал коньяк, четыре рюмки. Тимур, Леха и Кеша взяли рюмки, не пили. Тимур оглядел компанию, не зная, радость выказать по поводу кончины или скорбь проявить. У Тарана и Кешки рожи ну ничего не выражают. У Ставрова тоже. И паузы любят, слово – пауза, фраза – пауза. От этих пауз выворачивало Тимура. Оставили врачам два ящика с водкой и закуской – магарыч за то, что уморили ненавистную жену, и смылись. А спасибо в денежном эквиваленте не догадались сказать Тимуру, ведь это он нашел иголку в стоге сена. О, Сена! Твои воды омывают Париж! О, Париж! И Тимур зажмурился, уносясь мысленно в райский уголок.

– Не спи, сиротка, – толкнул его в бок Леха.

А они уж и выпили. Тимур отважился на скорбный вздох:

– Ну, помянем.

– Черти в аду пусть ее поминают, – сказал Ставров, через паузу выпил еще рюмку и промолвил угрюмо: – Значит, есть еще третий. Я подозревал, что их не двое.

– Врачиха не успела его разглядеть, темно было, – сказал Леха Таран. – Да и напугал он ее. А держался все время за спиной врачихи. Потом вырубил. Когда очнулась, их не было в палате.

– Босс, – дерзнул на оптимистичную ноту Тимур, – как говорится, дело сделано…

Но босс вынужден был достать мобильный телефон. Эх, помешал звонок, а Тимур настроился просить отставку. Вдруг прислушался:

– Какая тетя? – спросил в трубку Марк, затем оживился: – Едем, тетя Алисы нашлась, хочет поговорить со мной.

Что удивительно, она пустила Марка в квартиру, Лехе не разрешила войти:

– Один проходи, без этого… или катись ко всем чертям.

Марк вошел в маленькую комнату. Клара не предложила ему присесть, сама же устроилась на диване, закурила и глубокомысленно уставилась на него.

– Костюмчик хороший на тебе, – недовольно сказала. – Сколько стоит?

– Полторы штуки.

– Гляди-ка, а смотрится дорого. Не жарко?

– Ты хотела меня видеть, зачем? Да, а где твой муж?

– Выгнала, и давно. Говнюк, за юбками увивался. Знаешь, – вздохнула и перевела взгляд на свои накрашенные ногти, – думала я, думала и надумала. Чего одной-то лямку тянуть? Тяжело это. Средств не хватает, вон как жизнь удорожала. А ты все же как-то обязан… если по совести. В общем, одной невозможно…

Марк глаза выкатил – кажется, тетя Клара предлагает ему свою руку с бордовыми когтями! Демоническая женщина и абсолютно без мозгов.

– Слушай, чего ты вылупился на меня, как на парад? – спросила она. – Да, денег у тебя прошу, ну и что? Так не для себя же!

– А, простите за любопытство, для кого? – поинтересовался желчно.

– Для Алиски, – пояснила Клара просто и, главное, доступно.