Снова давлю вперёд, пока мой снегоход не равняется с Машиным.

— Готова?

— Нееет! — качает она головой.

— На счёт три!

— Я же сказала, что не готова!

— Впереди обрыв. Хочешь, чтобы я потом твою задницу по лоскутам с берега озера соскребал?

— Господи, почему я такая невезучая?!

— Я задаю себе этот вопрос с первого дня нашего знакомства.

— Ну ты и…

— Готова? — чуть поддаю скорости и протягиваю руку к Маше. — Раз, два… Три!

Она орёт, схватившись за мою руку, и приподнявшись на снегоходе, резко перепрыгивает ко мне. Ее снегоход, потеряв управление, врезается в сугроб, а мы с Машей даём крен в сторону леса и заваливаемся набок.

Мне удаётся дать по тормозам в последний момент, перед огромным стволом сосны.

— Аааа! — Маша орёт, когда снегоход перевешивает носом на склоне в лес, и мы соскальзываем с него и катимся по сугробам вниз, превращаясь в один большой снежный ком, пока не останавливаемся в самом низу так, что Маша оказывается лежащей подо мной.

Какие-то время мы оба просто тяжело дышим и отплёвываемся снегом, который, кажется, везде — во рту, в ушах и в заднице.

— Ну ты и… пиз*ец, Марья Алексевна! Мы из-за тебя теперь как два снеговика, — стряхиваю прилипший к её волосам снег и качаю головой.

— Не смей надо мной насмехаться! Я только что чуть от страха не умерла!

— Ну, не умерла же, — ржу, потому что мы реально выглядим словно два сугроба. Нас бы и спасательная группа сейчас обнаружить не смогла. Маскировка двухсотого уровня.

— И вообще, я не виновата! Это снегоход из строя вышел!

— Уверен, что этот снегоход был полностью исправен, пока как ты на него села…

— Да идите вы, Михаил Валерьевич, в жопу со своей уверенностью! — она зачерпывает рукой снег и швыряет мне в лицо.

— Даже так? — я в свою очередь тоже беру снег и леплю ей обратно на волосы, хотя до этого стряхивал.

— А ну слезь с меня, бородач невоспитанный! — начинает брыкаться подо мной. — Дай мне встать, и я тебе устрою.

— Тебе не кажется странным угрожать мужчине, лёжа под ним? — выгибаю бровь, ещё плотнее прижимая Машу к земле.

— Нет, не кажется!

— Ну, это зря. Я вот весь день хотел тебя предупредить, чтобы ты так задницей не виляла. А то она у тебя и так на приключения без конца нарывается, а теперь у неё ведь ещё одно появилось. Постоянное, — зажимаю её лицо ладонями и накрываю рот губами. Весь день хотел это сделать. Проталкиваю язык между зубами, и чувствую, что даже холодный снег и минусовая температура не мешают мой крыше съезжать от ощущений. Особенно когда Маша чуть-чуть подаётся вперёд и протяжно стонет.

— Я так понимаю, помощь вам не нужна? — откуда-то сверху раздаётся голос.

Мы с Машей одновременно отлипаем друг от друга и смотрим на трассу, откуда мы только что скатились. На возвышении стоит Андрей на снегоходе и смотрит на нас сверху вниз, вскинув брови.

— Решил на всякий случай проверить, всё ли в порядке. У вас, очевидно, да. А вот у снегоходов не очень.

— Жди нас. Сейчас поднимемся.

Спустя пятнадцать минут мы возвращаемся в угодье и ловим на себе ошеломлённые взгляды отдыхающих, потому что с ног до головы полностью покрыты снегом. А у Маши ещё и зубы клацают от холода.

— Вам бы сейчас в горячий душ и переодеться, а вечером Нелли предлагает пропустить по стаканчику глинтвейна в местном кафе.

— Хорошая идея. Честно говоря, я бы и сейчас пропустил. Прямо в душе.

— Маш, ты не расстраивайся сильно. Мы снегоходы проверим на исправность. Это не твоя вина. Надеюсь, ты не сильно испугалась?

Маша, разумеется, тактично улыбается и качает головой.

А сама вся синяя как ледышка и трясётся.

— Ладно, пойдём мы отогреваться.

— Ага, — кивает брат. — Девочки с нами, так что можете не торопиться.

Мы с Машей заходим в домик, и я тут же начинаю стягивать с неё заснеженную и частично промокшую одежду, пока она окончательно не задубела и не простыла.

— Ты слышала, Марья Алексевна?

— Ч…чего?

— Девочки с Андреем. Я, ты, горячий душ. Мы одни и можем не торопиться.

— Эм… я не…

— Ты — да, — хватаю раздетую Машу на руки и несу в ванную. — Я же говорил, что совместный душ всего лишь переносится.

Глава 36

Маша

Голова жутко гудит, а в рот словно коровьих лепёшек наложили и не поскупились. Я пытаюсь понять, откуда столько неприятных ощущений, но в черепной коробке пусто как после апокалипсиса.

Пытаюсь сделать движение рукой. Слышу громкий хруст и резко распахиваю глаза.

Что за…?

Свет тут же режет ножом, и я вновь зажмуриваю веки.

Это что ещё такое? Фууу… Бог ты мой… Меня, кажется, сейчас стошнит.

Снова пытаюсь открыть глаза, только теперь по очереди. Сначала один, потом второй.

Никогда бы не подумала, что это настолько трудно! Будто на моих веках сейчас лежит как минимум тонн двадцать железа, ещё и проклятый свет мешает, обжигая слизистую огнём.

Господи, вчера, видимо, как минимум началась инопланетная атака, человечество сожгли дотла, а единственные выжившие теперь не могут видеть и говорить!

Разлепив пересохшие губы, хочу сказать что-то вроде «Воды…»

Но получается только непонятный и нечленораздельный хрип.

Я даже не помню, что когда-либо испытывала нечто подобное!

— Ну, как, проснулась, Машка-алкашка? — где-то рядом — я уверена, что буквально в метре от меня, звучит Мишин голос.

Значит, после атаки выжила не только я, но и Бурый тоже…

Говорит он относительно тихо. Кажется… Просто звучит его голос так, словно он к моему уху сабвуфер поставил.

— Что… значит… алкашка? — пытаюсь говорить изо всех сил и очень надеюсь, что Миша меня понимает. — О чём это… ты? Мы… живы? Где мы?

Сквозь небольшие щёлочки, которые мне удается образовать, на миллиметр приоткрыв глаза, я смотрю на Мишу. Но вижу только какое-то непонятное пятно.

Это Миша или что это вообще такое?

— Я-то жив точно. А вот насчёт тебя, Марья Алексевна, есть большие сомнения. Так набухаться, это уметь надо.

— Ты не мог бы говорить потише. У меня ужасно болит голова…

— Да я