Докладывать выпало Курцу, как самому основательному. Друг-приятель уложился в три минуты с несколькими пфеннигами. Андреасу хватило бы и одной фразы, даже слова. Влипли! И обсуждать тут нечего.

Как выяснилось, он слегка ошибся.

— Наблюдатели заметили, что ваша четверка повернула назад, — негромко заговорил Капитан Астероид. — И что один из вас, скорее всего, ранен. Что ж, вопрос ясен. Итальянскую команду мы эвакуируем…

— Синьор! — отчаянно воззвал Джакомо. — Синьор!..

— Вы же не бросите товарища? Там, внизу, вы теперь нужнее, сюда едет итальянский консул, будете с ним разбираться… Итак, это мы организуем прямо сейчас, но что делать с вами, ребята?

— С нами?!

Вместе выдохнули, в один голос. Капитан Астероид, однако, ничуть не впечатлился.

— Вы потеряли целый день, устали, вымотались, потратили силы. Уверен, были травмы. Погода отвратительная, прогноз еще хуже: туман, дождь и, вероятно, сильное похолодание. «Эскадрилья» еле ползет, австрийцы сильно отстали. Букмекеры, сволочи, перестали принимать ставки, так что вы, ребята, уже вне игры. Был бы я вашим командиром, просто отдал бы приказ. Вы хотите победить, понимаю, но побеждают только живые.

Андреас и не пытался спорить. Все так и есть, он бы и сам снял их «двойку» с маршрута. И «гангстеров» с австрийцами снял бы, Эйгеру-людоеду плевать на приказы фюрера. «Мы разбивались в дым, и поднимались вновь…» Но погибшим не подняться, не пойти в новую атаку.

«…Я отобью у тебя охоту умирать, Хинтерштойсер!» Я не хочу умирать, Хелена!

Спорить и в самом деле незачем и не с кем. А если не спорить?

— Погодите немного! — попросил он. — Мне нужно подумать… Нет, мне нужно увидеть!..

* * *

И Хинтерштойсер увидел. Мать-Тьма неслышно отступила, отдавая пространство глубокой вязкой синеве. Ни ночи, ни дня, лишь Небо и Гора. Эйгер, не людоед, не великан из страшной легенды, просто очень большой камень треугольной формы.

…Нет, не треугольной! Это на картинках и в туристских проспектах он такой. В реальности — трапеция, почти правильная, только верхний край скошен острым углом вправо.

Андреас закрасил гору серым. Большая красная точка — их ночной приют. Прошли не слишком много, едва больше трети. Устали, набили синяки, а впереди Первое Ледовое (на бис!). Однако теперь у каждого будут «кошки», можно взять у Чезаре. Дальше взлет-проход, гладкая опасная «вертикалка», считай, отрицалово. Трудно, но решаемо… Второе Ледовое поле — не поле, конечно, стена, местами сплошной рукоход…

…Но прогрести можно! И похуже проблемы выпадали. Если не спешить, не гнать волну… А зачем спешить? Припасы есть, итальянцы своими поделятся, не откажут. Погода? Дрянь погода, но за Первым Ледовым дождя уже не будет, тучи останутся внизу.

Ярко-желтая, в цвет полуденного солнца, линия уверенно ползла вверх, рассекая серую трапецию. «Утюг», «Рампа», «Снежный Паук», небольшой, но опасный ледник… День? Меньше? Пусть даже целый день, но за «Пауком» — выходная трещина, прихожая, за которой вершинный гребень. Солнечная линия разрубила его пополам. Вершина! Есть!

— Так мы же прогребем! Замочалим!..

Он понял, что сказал это вслух, но ничуть не смутился.

— Тони! Господин Капитан! Мы пройдем Стену. Мы можем пройти!

11

Она услыхала звук мотора и с трудом удержалась, чтобы не вскочить. Нельзя! Тот, кто смотрел в окно, мог никуда не уйти, затаиться на лестнице. Встать ей все равно придется, но чуть позже, перед тем, как постучат в дверь. Женщина вспомнила темно-синий «Citroen Rosalie» 1932 года. Не он ли сейчас въезжает во двор? «Говорит Каде Бабетта: „Полно трусить, мой дружочек…“» Вполне возможно, только в голливудских фильмах гангстеры каждый день меняют машины… Мотор рычал уже совсем близко, у самой лестницы. Значит, остановились. «…Тут мы ставим много точек, здесь у нас конец куплета».

Стихло! Ключ зажигания повернут, вынут, сейчас хлопнут двери. Хлопнули! Одна, вторая… Третья? Женщина ждала, что гости заговорят, но услыхала лишь скрип старых деревянных ступеней. «Весь от страха холодея, в темноте Каде дрожал. Вдруг выходят два злодея, и у каждого кинжал…» Не два, минимум трое, как на сцене «Paradis Latin», под бумажной Луной.

Пора!

Она вскочила, как и полагается в танце «Апаш», рывком, бросив тело направо, под защиту стальной трубы. Пальцы легли на холодный металл. Рукоять переключателя в самом торце, вправо — и до упора, до щелчка. Но тогда уже пути назад не будет. Сейчас? Нет, немного погодить, стрелять через дверь не станут, не за тем приехали. А послушать интересно.

…Шаги на лестнице, шаги за дверью, тяжелые, уверенные. Наглые. Кашель. Неужели так и будут молчать? «Говорит опять Каде: „Моя милая Бабетта…“».

Не заговорили — врезали по дереву чем-то увесистым, словно ночные сторожа в старину своей колотушкой. Спите спокойно, жители города Парижа! «…Странно это, странно это, странно это, быть беде…»

— Кто там? — спросила она, желая услышать чужую речь. Пальцы на рукояти переключателя стали льдом.

— Телеграмма, — ответили ей, грубо и хрипло. — Отворите!..

Женщина поразилась наглости незваных гостей. Назвались бы еще смотрителями Лувра, выдумщики! Впрочем, каков вопрос — таков и ответ. «Говорит Каде Бабетта: „Что тут странного не знаю…“».

— Подсуньте телеграмму под дверь.

«…Здесь, пожалуй, запятая, и опять конец куплета».

— Когда говорят — отворите, нужно отворять, — наставительно заметил гость, но уже другой. Женщина понимающе кивнула. Все по сценарию. Как там дальше? «Вор сказал: „Гони монету. И часы с Каде сорвал…“» Не выйдет, гости дорогие, изменение в программе. Вместо кошечки-Бабетты, на сцене Эльза, женщина-змея!

…Что ж, апаш, станцуй со мной, я танцую — и плачу.

Легкий щелчок. Из раструба на другом конце трубы ударил красный — нет! — багровый луч. На дверь словно плеснули кровью. Яркий огонь, широкий ровный круг высотой под самую притолоку, прогнал тьму прочь. В пурпуре света бешено заплясали потревоженные пылинки. Можно засекать время, пять минут, если верить инструкции.

Или все-таки предупредить? Вдруг и вправду — телеграмма?

12

— …Веревки бы еще нам, — Хинтерштойсер честно попытался улыбнуться, но губы плохо слушались. — Чтобы каждый метр не считать. А то неудачно вышло…

— …Такая вот беда, — равнодушным голосом закончил Капитан Астероид.

Андреас решил, что ослышался. Или совпало просто. О словах же своих пожалел — откуда у этих, из поднебесья, специальный альпинистский шнур? Обычная веревка на Стене без надобности. Хотел сказать, что пошутил…

— Есть веревка!

На этот раз голос был незнакомый. Тот, кто прятался в темноте, незаметно подобрался к самому краю скалы. То есть не подобрался даже, не подлетел, а… Подплыл? Да, похоже.