Последний вариант показался мне наиболее разумным.

– Юрек! Можешь прямо сейчас ко мне приехать? – спросила я.

Я догадывалась, что говорю невнятно, тяжело дышу и голос у меня дрожит.

– Аня? Алло? Не понимаю! Что ты говоришь? – подтвердил он мое предположение. Голос у него был заспанный – похоже, я его разбудила.

– Юрек! Пожалуйста… приезжай… ко мне… немедленно… – повторила я, делая вдох после каждого слова и стараясь говорить четко.

– Сейчас приеду! – ответил он и положил трубку.

– Возьми с собой… – начала я, но было уже поздно. Позвонила еще раз. Юрек взял трубку после первого сигнала. – Возьми с собой сумку с лекарствами! – крикнула я и уронила телефон на кровать.

Медленно подошла к двери и уселась рядом со щелью. Сидела на полу и ждала Юрека, положив руку Оле на спину. Сама того не осознавая, начала ее гладить. Вдруг я поняла, что заперта в своей комнате. Юрек не сможет попасть в квартиру. В ту самую минуту входная дверь со стуком открылась и зашел мой приятель. Видимо, Оля забыла ее запереть.

– А… – воскликнул он. Наверное, хотел крикнуть «Аня», но на этом «А..» и остановился, заметив с порога лежащую девушку. Я увидела через щель, как он бросился к Оле и склонился над ней. Через пару секунд поднялся.

– Аня! – крикнул он взволнованным голосом. – Аня. Боже мой, где ты?

– Здесь я, здесь, – простонала в щель, пытаясь его перекричать.

– Аня! Аня!

Если бы он на секунду замолчал, то услышал бы меня. Попробовала еще раз, погромче.

– Здесь я!

Он услышал меня и подошел к щели.

– Аня, ты как?

– Нормально. Я в порядке, только не могу отсюда выйти. С Олей что? – спросила я, протискиваясь в дверь, когда Юрек отодвинул ее немного вместе с ковром. Он снова наклонился над лежащей без сознания Олей.

– Похоже, пьяна и под кайфом, – сказал уверенно. – Надо «скорую» вызвать.

– Никакой «скорой»! – категорически заявила я.

Он удивленно на меня взглянул.

– Сильно? – спросила я, многозначительно щелкнув пальцами по горлу.

– Не очень. Завтра у нее будет жуткое похмелье. Может, промучается пару дней. Позвони в «скорую» или давай сами ее в больницу отвезем. Там ей желудок промоют, дадут лекарство, и ей будет легче.

– Ни в коем случае! Никакой «скорой»! Никакой больницы! – запротестовала я, повышая голос. И сразу же почувствовала хорошо знакомую боль в грудной клетке. Я знала, что так и будет, но сейчас мне было не до того.

Оля все еще лежала на коврике в коридоре. Время от времени что-то бормотала или нескладно махала руками. Попыталась встать. Мы стояли над ней и думали, что делать дальше.

– Оля, вставай! Я отведу тебя в комнату! – нагнувшись, я попыталась ее уговорить.

Она отмахивалась левой рукой.

– Ну, давай! Пошли! – повторила я, пытаясь сдвинуть ее с места.

Без толку. Она просто вываливалась у меня из рук. Юрек мне помог, и мы дотянули ее на ковре до дверей ее комнаты. Я принесла лед, завернула его в мокрую тряпку и приложила этот компресс к Олиному лбу. Юрек открыл сумку. Он был врачом старой школы и потому таскал с собой все необходимое. Там были и катетеры, и флаконы с жидкостями. Он начал готовить капельницу. К счастью, холодный компресс подействовал, Оля открыла глаза и попыталась подняться. Юрек отреагировал мгновенно. Сразу отложил шприц и подхватил ее.

– Оля, пошли в кровать!

Она повисла у него на руках и, казалось, даже ему помогает. Я подхватила соплячку сзади за пояс на штанах, и общими усилиями мы ее подняли. Первый шаг был самый трудный. Голова Оли повалилась набок, она потеряла равновесие и съехала по стене, потянув нас за собой. Я ударилась локтем, а Олька стукнулась глупой башкой о дверной косяк, так что аж загудело. К счастью, мы ее удержали. Медленно, шаг за шагом, мы дотащили до кровати. С трудом развернули ее так, чтобы, падая на постель, она оказалась на своем месте. Ударившись о кровать, она громко охнула. Мы с Юреком, страшно измученные, посмотрели друг на друга.

– Сколько она весит? – спросил он с кривой усмешкой.

– Да ты взгляни на нее. – Я кивнула на Ольку. – У нее сиськи килограмма на четыре потянут.

– Но почему нельзя вызвать «скорую»?

– Так будет лучше, – проворчала я. Он задавал слишком много вопросов.

Мы постояли над Олей еще немного, стараясь отдышаться, а потом я сделала ей новый компресс. Юрек поставил катетер на запястье и начал вводить препараты.

– У меня только один флакон и пары медикаментов не хватает, – сказал он и взглянул на часы. – Пока этого будет достаточно. Я съезжу в клинику, буду через час-полтора. Больше мы ничего сделать не можем. Будь рядом с ней – вдруг рвота начнется.

Тут Оля, как по заказу, вывалила на меня все, что было в желудке.

– Ну вот, накаркал, – сказала я коллеге, кривясь от отвращения.

Я принесла из ванной пару полотенец. Мы подняли соплячку повыше, облокотив о спинку кровати, чтоб не захлебнулась рвотой, и обложили полотенцами. Юрек ушел, а я поплелась в ванную умыться и переодеться в чистое. По дороге выпила свой спасательный набор, но пришлось увеличить дозу. Я шаталась по квартире, наводя порядок, и время от времени поглядывала, как там Оля.

На следующий день ей было очень плохо. Она ничего не ела, и ее ужасно тошнило. Я следила за капельницей и подключала все новые флаконы с глюкозой и мочегонным. Пару раз к нам заходил Юрек. Я просидела с Олей до вечера, пока ей не стало лучше. Потом дала ей успокоительное и снотворное, сама тоже глотнула двойную дозу и, одурманенная таблетками, пошла спать. Олька провалялась дома до конца недели, а в понедельник, как обычно, пошла в школу.

Похоже, совесть ее все-таки мучила. Олька была похожа на побитую собаку. Плакала, объяснялась и обещала, что больше такое не повторится. На этот раз она продержалась целый месяц. Когда в третий раз девчонка явилась в таком состоянии, я не выдержала.

– Роберт, Олька опять это сделала. Пожалуйста, приезжай к нам и приготовься к длинной дороге, – сказала я ему, твердо уверенная в своем решении.

Было семь часов вечера, суббота, начало декабря. Олька вернулась домой пьяная и под кайфом после того, как двадцать пять часов шлялась неизвестно где. Когда уходила, сказала:

– Я к Марике, уроки делать! – Я обрадовалась, что у нее наконец появилось желание учиться. Второй класс лицея, как-никак. Святая я простота!

Вернулась она без куртки, рюкзака, денег, мобилки и ноута. Даже без ботинок. Все ценное пропало. Она ничего не соображала и была ужасно грязная. Чудо, что домой добралась. Лежала у себя в комнате и что-то бормотала. От нее несло, как от старого алкоголика, а зрачки были, как у трупа.