последовать за ним на фронт. Сильный снегопад помешал тебе вернуться в свой госпиталь. Дорогой человек, как много людей спасла ты, оперируя их отмороженные ноги. А теперь твои ноги, никогда не устававшие, тебя, хлопотавшую о других, – не спасли! А газеты продолжали лгать, разносить неправду о вашей героической смерти. Только б люди не узнали, что на высоте в две тысячи метров было засыпано снегом и погибло двести семьдесят человек!»{298}

* * *

Еще фрагмент из воспоминаний Фридерики: «19 января (1917 года. – Ф. К.) я вместе со Стефаном и Феликсом Брауном уехала в Прагу. Стефану предстояло там читать отрывки из своей книги “Иеремия”, чтобы сбор от этого поступления пошел на пользу детей бедных беженцев. Это выступление принесло больше тысячи крон. Мы ехали третьим классом. Это было решение Стефана, который для переездов обычно пользовался только спальным вагоном».

В Праге Фридерика примет участие в заседании Международного комитета за прочный мир, вместе со Стефаном встретится с Максом Бродом и его женой, а после они вчетвером отправятся на экскурсию, любезно подготовленную для них директором Национального театра Ярославом Квапилом. Поэт и театральный режиссер Квапил с удовольствием сопровождал почетных гостей в первый день их визита в Прагу, когда встретил на вокзале и сопроводил на своей машине до отеля «Голубая звезда». А в день прощания провез утром по старой части города, рассказывая легенды о строительстве Пороховой башни и собора Святого Витта. Останавливался и показывал старинные мосты через Влтаву, завел в «переулок алхимиков с маленькими кукольного размера домиками», накормил в лучшем ресторане и убедил дождаться фантастической красоты заката, вдохновившего Фридерику на стихотворение «На старом мосту».

Весну и первую половину лета 1917 года они снова провели в Кальксбурге, откуда Стефан вел переписку с издателем по вопросам сроков печати и скорейшей доставки первых экземпляров «Иеремии» в Вену. Все письма приходили с недельной задержкой, что выводило писателя из равновесия и вгоняло в депрессию. К тому же процесс печати книги по разным причинам откладывали, но и после издания, лишь спустя месяц, книга поступила в магазины Вены и Берлина. Нервное перевозбуждение Цвейга в августе – сентябре 1917 года было вызвано не столько томительным ожиданием «Иеремии», сколько в большей степени получением извещения о том, что армейская медицинская комиссия назначала ему проходить очередное переосвидетельствование, угрожавшее в случае положительного вердикта скорой отправкой на фронт. Австро-венгерская армия понесла громадные потери не только убитыми и ранеными, но и сдавшимися в плен и остро нуждалась в пополнении.

Окончательно утратив сон, переживая худшие опасения, за неделю до визита к врачам он, словно Архимед, прокричит «Эврика!» и побежит к начальству архива подавать прошение о командировке в Швейцарию с целью оказания родине «особо ценной помощи» на территории нейтрального государства. Одновременно с его прошением из МИДа на имя начальника архива придет ходатайство с просьбой отправить капрала Цвейга в нейтральную страну с поручением провести там мероприятия пропагандистского толка, а именно тематических докладов «о значении венского искусства и культуры». И при любой возможности в беседах с коллегами и шпионами дипломатическим языком транслировать посыл – на правительство Австрии «время подействовало отрезвляюще», ввиду смерти кайзера Франца Иосифа оно больше не поддерживает военные амбиции Германии и не имеет прежнего с ней единодушия. Проще говоря, не верит в «нравственное очищение», о котором, срывая голоса на трибунах, первые два года войны неустанно говорили и писали твердолобые философы и поэты.

Самое удивительное, что весь этот «накрахмаленный» план спасения Цвейга от мобилизации провернул по просьбе Фридерики ее бывший тесть, чиновник МИДа Якоб фон Винтерниц. Он же помог выхлопотать командировку и оформить иностранный паспорт не только Цвейгу, но и ей, пожелавшей сопровождать любимого мужчину в Цюрих. Тем более что своих дел у Фридерики в Швейцарии поднакопилось немало: она быстро включится в работу по подготовке конгресса в Берне и наладит деловые и дружеские связи не только с Мадлен Роллан, но и с женой французского поэта Пьера Жува – Андре Шарпантье.

Чтобы избавиться от лишних вопросов непосвященных в истинные цели и поручения писателя в предстоящей поездке, Мориц Бенедикт оформил его в редакцию газеты «Neue Freie Presse» в качестве швейцарского корреспондента. Да еще и выписал гонорар в размере ста франков за каждый материал с условием, что Стефан пообещает присылать за месяц две новые статьи о каком-либо социальном или культурном аспекте жизни в Швейцарии. И вот, наконец, 13 ноября 1917 года писатель в сопровождении любимой женщины пересек границу Австрии и Швейцарии.

«Трудно даже представить, что означал тогда переход из наглухо закрытой, недоедавшей воюющей страны в нейтральную. Всего несколько минут от одной станции до другой, но в первую же секунду тебя охватывало такое чувство, словно ты вдруг попал из затхлого, спертого воздуха в крепкий, напоенный снегом, ты чувствовал своего рода опьянение, которое распространялось по всему телу… Тут был телеграф, почта, откуда можно было без всякой цензуры писать и телеграфировать во все концы света. Здесь лежали французские, итальянские, английские газеты, и их можно было безнаказанно купить, развернуть и читать. Здесь, на расстоянии пяти минут пути, запретное было разрешено, тогда как по ту сторону – запрещено разрешенное… За одну ту секунду, в которую я пересек границу, я начал думать иначе, свободнее, чувствовать более взволнованно, поступать менее осмотрительно, и уже буквально на следующий день я испытал, насколько пребыванием в воюющей стране подорвано не только наше моральное состояние, но и физическое самочувствие…»

Вскоре из Цюриха на страницы венского альманаха «Donauland» примчится его первый восторженный очерк «Die Schweiz als Hilfsland Europas» («Швейцария как страна помощи Европе»). От имени всех беженцев корреспондент высоко оценит моральную помощь и гуманитарную работу, проделанную маленькой страной и ее трудолюбивым населением за три предыдущих военных года.

Прибыв в Цюрих на железнодорожный вокзал Нефельс-Моллис, в старую часть города, на вечные времена привязанного мощеными, чистыми улицами к берегам реки Лиммат, Стефан с Фридерикой изъявят желание поселиться в старинном отеле «Schwert», «где в свое время останавливались Казанова и Гёте». Разместившись в апартаментах на левом берегу знаменитой реки, писатель вскоре узнает, что кроме Гёте и Казановы в номерах «Schwert» в разное время находили покой и отдохновение король Швеции Густав IV Адольф и русский царь Александр I, Виктор Гюго и Иоганнес Брамс, Ференц Лист и вся семья Моцарта после блистательного исполнения десятилетним Вольфи концерта в мюзик-холле Цюриха в 1766 году.

Каждый день ближе к обеду, когда обязанности корреспондента были им выполнены, он с удовольствием покидал отель и переходил на правый восточный берег реки на улицу Лимматкуай. Голодный, он прямиком шел в кафе «Одеон», где один или с Фридерикой, постепенно втершись в доверие, засиживался до закрытия, слушая и участвуя в дискуссиях