Но строгий взгляд герцога Делламора заставил его замолчать.

Аланис недовольно стрельнула в деда глазами. Ей вдруг стало и холодно, и жарко. Она прижала к пылающим щекам ледяные руки. Эрос. Здесь. Сегодня. Она не могла говорить, не могла думать, не могла дышать…

В следующий миг к ним присоединилась Джасмин. Ее горящие глаза говорили красноречивее слов. Аланис сжалась. Она этого не вынесет. Ей нужно срочно уйти. Убежать… Только она хотела начать действовать, как железная рука сомкнулась вокруг ее запястья.

– Ты останешься до конца, Аланис, – прошептал дед. – Твой пират теперь уважаемая фигура. Я не хочу, чтобы ты скрывалась от него каждый раз, когда он будет ступать на английскую землю или когда ваши пути будут пересекаться. Я не растил тебя трусихой.

Трепеща от страха, как пойманная птица, Аланис впилась умоляющими глазами в его суровое лицо. Как может она с ним встретиться? И увидеть в его глазах ненависть? Она не вынесет этого.

Церемониймейстер подал оркестру знак играть традиционную мелодию, возвещающую о прибытии важных персон. Аланис уставилась на парадный вход. И вскоре ее глазам предстал до боли знакомый образ…

Эрос появился в сопровождении эскорта превосходно одетых мужчин и дам. В черном с белым костюме со штрихами пурпура, он был неотразимо хорош собой и улыбался, слушая мужчину, шедшего рядом. Рядом с высоким миланцем Евгений Савойский выглядел каким-то дробным, что приводило в изумление тех, кто ожидал, что великий генерал должен и выглядеть соответственно.

Но Аланис видела только Эроса. Загорелый, статный, он излучал силу и энергию. Его черные, как ночь, волосы достигали плеч. Его тело набрало прежний вес. Он снова был ее пиратом Карибских морей. Только этот пират стал принцем, обожаемым и почитаемым принцем Миланским.

Вокруг него собралась толпа. Каждый норовил поздравить его и сделать комплимент. Аланис услышала крик радости и увидела, как Джасмин бросилась в объятия брата. Он оторвал ее от пола и, крепко обняв, поцеловал в обе щеки. У Аланис потекли из глаз слезы. Эрос еще не знал, что стал дядей.

Ее била дрожь. Когда дед взял ее за руку и потянул к кругу королевы, где стояла знать в ожидании очереди быть представленными, она с трудом передвигала ноги. Делламор, Мальборо и Савойский хлопали друг друга по спинам. Миланские графы обменивались рукопожатиями с английскими аристократами.

– Buonasera, Sua Maesta, – обратился Эрос к королеве, очаровав итальянским языком и улыбкой с ямочками на щеках, и поцеловал ей руку.

Аланис старалась оставаться незаметной, но когда украдкой взглянула на его поразительный профиль, он повернул голову в ее сторону.

Его сапфировые глаза обожгли ее, как горящие угли, и ей вдруг стало душно. Его взгляд холодно переместился на ее деда. Вежливо кивнув, он вступил в разговор с Савойским. Аланис стояла как статуя, наряженная в перламутровый шелк, с ниспадающими на обнаженные плечи золотыми локонами, замороженная его холодностью.

– Вандом был достойным противником, – сказал Эрос. – Его отход в Нидерланды стал смертельным ударом для Франции, и герцог Орлеанский, несмотря на заверения Людовику, не смог оборонять два места одновременно. Он должен был пойти за мной, а ринулся на Турин.

Мальборо со смешком добавил:

– После отступления Вандома у французов все пошло вкривь и вкось. Они открыли дорогу на Пьемонт принцу Евгению, не рискнули вступить в бой на перевале Страделла и остались на подходе к Турину, чтобы потерпеть поражение.

– И к тому времени, когда решили вернуться в Милан, – сказал Савойский, – возвращаться им было некуда. Стефано уже закрепил победу и теснил французов дальше с дерзким итальянским напором. Настоящий Цезарь.

– Даже Юлию Цезарю приходилось время от времени благодарить судьбу за вмешательство, – скромно заметил Эрос.

– Ты чрезмерно скромен, Стефано. Твой особый талант позволил тебе сделать то, чего не смог никто из нас. Милан был непробиваем. Ты сделал невозможное – невозможное и непостижимое. Твоя подводная операция проникновения во вражеский стан поражает отвагой и блеском.

Эрос больше ни разу на нее не взглянул. Но Аланис видела то, чего не видели другие. От похвалы Савойского его лицо порозовело. Она улыбнулась. Признание знати – принцев и королев – было ему приятно, тем более что он вполне его заслуживал. Значит, во Франции она поступила правильно.

– Принц Стефано, – заговорила королева Анна. – Мы все умираем от желания из первых уст услышать, что болтают языки на континенте. Расскажите нам все, не скупитесь на подробности.

Наградив королеву еще одной очаровательной улыбкой пирата, он протянул:

– Я думаю, ее величество хочет послушать, о чем нынче болтает язык Людовика.

– Безусловно.

Королева обменялась плутовским взглядом с высокопоставленными матронами.

– Итак, со всей ответственностью заявляю, что король Франции переживает трудные времена. – Эрос подмигнул королеве. Она покраснела. – Он уволил трех министров, отправил в отставку двух генералов и больше не разговаривает с Филиппом.

– Не разговаривает с Филиппом? – рассмеялась королева. – Прелестно! Разве не для поддержки Филиппа в первую очередь развязал он эту войну?

– Этот дьявол необыкновенно красив! – услышала Аланис шепот за спиной. – Такой молодой принц да еще холостяк! Какая жалость, что моя Кэрол уже дала согласие лорду Брэдшоу. Наши дамы от таких просто без ума.

– Это правда, Лилиан, – согласился голос помоложе, принадлежавший одной богатой привлекательной вдове, без устали искавшей утешения в мужских объятиях. – Я всегда говорила и говорю, что «честная похотливость лучше притворной стыдливости». Попросим, чтобы нас представили.

Аланис взяла деда под руку и шепнула на ухо:

– Я больше не могу этого выносить и сейчас закричу. Даже если не разрешишь, я все равно ухо…

– Ваша светлость. – Герцог переключил внимание. От звука этого глубокого голоса Аланис чуть не лишилась чувств. Утратив дар речи, отвела взгляд в сторону. Эрос улыбнулся герцогу. – Я еще не поблагодарил вас за то, что поручились за меня в Шенбрунне. Я ваш должник.

Элегантно склонив голову, он остановил взгляд на Аланис.

Сердце ее разрывалось от тоски и боли.

– Позвольте представить вам свою внучку леди Аланис, – произнес дед, и Аланис захотелось забиться в самый дальний угол. Все же, сохраняя внешнюю холодность и следуя этикету, она подала Эросу руку.

– Ваше высочество. – И присела в реверансе, опустив ресницы, чтобы скрыть шок, вызванный прикосновением к руке его губ. Чувствуя себя участницей худшей из комедий, она могла только продолжать ее.

– Piacere, – произнес глубокий голос. – Какое неожиданное удовольствие.

Аланис подняла на него глаза. Он приветствовал ее теми же словами, какими приветствовал в их первую встречу в его каюте. Пока он смотрел на нее, мир, казалось, замер. Но никаких эмоций его взгляд не выдал. Ни ненависти, ни презрения, ни злобы. Он отпустил ее руку.