Уэс замолчал, потягивая шоколад, а Мэгги вновь затараторила об утренних событиях в их музыкальном лагере, в мельчайших подробностях описывая проделку с корзиной для мусора.

Кэтрин почувствовала, как ее раздражает то, что проблема с Уэсом вновь вышла на поверхность… и, собственно, без всякого реального повода. Ведь у них с Келлогом вообще ничего не было.

Но Дэнс знала массу материнских уловок, и ей не составило особого труда уже через несколько минут заставить Уэса с энтузиазмом рассказывать об утреннем теннисном матче. Поза Келлога менялась несколько раз, и по его языку жестов она поняла, что он заядлый игрок в теннис и что ему хочется поделиться опытом, но Келлог почувствовал настороженное отношение к нему Уэса и только с добродушной улыбкой выслушал мальчика, ничего не добавив.

Наконец Дэнс заявила, что ей нужно возвращаться к работе. Келлогу необходимо было отметиться у местного начальника в Сан-Франциско.

— Было очень приятно снова повидаться со всеми вами, — произнес он, помахав рукой.

Эди и Мэгги попрощались с ним. Выдержав небольшую паузу, попрощался и Уэс.

И агент ФБР проследовал по коридору к своему временному кабинету.

— Ты приедешь к бабушке на ужин? — спросила Мэгги.

— Буду стараться, Мэгс.

Никогда не обещай, если есть хоть малейший шанс не выполнить обещания.

— Если мама не сможет прийти, — спросила Эди, — что ты хотела бы получить на ужин?

— Пиццу! — мгновенно выпалила Мэгги. — С чесночным хлебом. И мятным шоколадом на десерт.

— А я хочу пару «Феррагамо», — вставила Дэнс.

— А это что такое?

— Туфли. Но то, что мы хотим и что в результате получаем, — две принципиально разные вещи.

— А как насчет большого салата? — высказала свое предложение ее мать. — С креветками?

— Конечно!

— Просто замечательно! — добавил Уэс.

С дедушкой и бабушкой ее дети были просто поразительно вежливы.

— Хотя думаю, что чесночный хлеб можно будет организовать, — добавила Эди, и Уэс наконец-таки улыбнулся.

Один из административных служащих нес документы в Управление шерифа округа Монтерей, когда у входа в здание КБР он заметил затормозивший на стоянке темный автомобиль. Водитель, молодая женщина в темных очках, несмотря на туман, окинула взглядом стоянку. «Что-то ее беспокоит, — подумал служащий. — Но здесь это вполне естественное и частое явление, ведь сюда приходят готовые к признанию преступники, запуганные свидетели, пытающиеся оправдаться подозреваемые». Женщина взглянула на себя в зеркало, натянула кепку и вышла. Однако не пошла к главному входу, а приблизилась к служащему.

— Простите.

— Да, мэм.

— Здесь находится Калифорнийское бюро расследований?

Если бы она взглянула на фасад здания, то мгновенно увидела бы огромную табличку с тремя словами, которые только что произнесла. Будучи вежливым человеком и добросовестным служащим, ее собеседник ответил:

— Да, мадам. Могу я быть вам чем-то еще полезен?

— Именно здесь и работает агент Дэнс?

— Кэтрин Дэнс? Да.

— Она сейчас на месте?

— Я не… — Служащий окинул взглядом стоянку и расхохотался. — О, только представьте, мисс, вон она собственной персоной. Та, что помоложе. — Он указал на Дэнс, стоявшую с матерью и двумя детьми.

— Хорошо. Спасибо, офицер.

Служащий решил не поправлять ее. Ему нравилось, когда его принимали за настоящего полицейского. Он сел в машину и выехал на подъездную дорожку. Отъезжая, взглянул в зеркало заднего обзора и увидел, что женщина продолжает стоять на том же самом месте, где он с ней расстался. Она выглядела чем-то крайне обеспокоенной.

Следовало бы предупредить ее, что ей нечего бояться. Кэтрин Дэнс, по мнению служащего, была одним из самых приятных сотрудников КБР.

Дэнс захлопнула дверцу автомобиля матери, он выехал со стоянки, и Кэтрин на прощание помахала им рукой. Еще несколько минут она стояла и смотрела, как серебристая машина Эди медленно движется по извилистой дороге по направлению к шоссе № 68. У Кэтрин внезапно испортилось настроение. В голове зазвучал голос Хуана Миллера.

Убейте меня…

Проклятие!

Хотя выпады его брата не имели к ее нынешнему состоянию никакого отношения, Кэтрин все равно испытывала чувство вины из-за того, что послала именно Хуана проверить, что происходит в камере временного содержания. Хуан был самой естественной кандидатурой для выполнения этого задания, но теперь она начала мучиться мыслью, что если бы на его месте оказался более опытный человек, может, трагедии и не случилось бы. Невозможно вообразить, чтобы Майкл О'Нил, или Альберт Стемпл, или сама Дэнс позволили бы Пеллу разоружить их.

Возвращаясь в здание КБР, Дэнс вспоминала первые мгновения пожара и бегства Пелла. Пришлось действовать очень быстро. Но возможно, она все-таки должна была лучше продумать свою стратегию?

Такое самоедство из-за якобы упущенных возможностей часто встречается среди полицейских.

Направляясь к главному входу, Кэтрин напевала песню Джульетты Венегас. Красивая мелодия защищала ее от мрачных мыслей о страшных ранах Хуана Миллера, его жутких словах, о смерти Сьюзен Пембертон… и о взгляде ее собственного сына, который из радостного мгновенно сделался холодным и враждебным, как только увидел ее в сопровождении Уинстона Келлога.

Что ей с этим-то делать?

Дэнс шла по пустынной стоянке по направлению к центральному входу в КБР, радуясь тому, что хоть дождь прекратился.

Она приближалась к ступенькам, когда услышала у себя за спиной шаги. Кэтрин быстро обернулась и увидела, что за ней почти бесшумно следует женщина. Она находилась на расстоянии всего каких-нибудь шести футов от Дэнс и явно направлялась к ней.

Кэтрин быстро остановилась.

Женщина тоже остановилась. Переминаясь с ноги на ногу, она произнесла:

— Агент Дэнс… я…

Мгновение длилось молчание.

Затем Саманта Маккой сказала:

— Я передумала. Я хочу вам помочь.

— Я не могла уснуть после вашего визита. И когда узнала, что он убил еще кого-то, ту женщину, поняла, что должна прийти.

Саманта, Кэтрин и Келлог сидели в офисе Кэтрин. Саманта сидела прямо, крепко ухватившись за подлокотники кресла, переводя взгляд с одного агента на другого. Однако задерживала она взгляд на каждом не более секунды.

— Вы уверены, что именно Дэниэл убил ее?

— Да, уверены, — ответил Келлог.

— Но почему?