– Мардж, ну что вы такое говорите! Вы понимаете, что вообще сейчас происходит?

– Да, я все прекрасно понимаю. Джейн давно, как оказалось, считала вас причастным к смерти Мэй, но молчала все это время, чтобы ее сын продолжал работу в Гринвуде. Вы знаете, что Фред женился, его жена ожидает ребенка, и им очень нужны деньги. Но уж лучше бы она обратилась в полицию сразу после того, как пропала Мэй. Ваша русская подруга исчезла, но вы знали, что ее никто не будет искать. Вы с Эдит убили ее и закопали в саду, а когда Эдит случайно наткнулась на рисунки, сделанные Джейн, то сразу поняла, что она что-то знает, и убила ее. Причем точно так же, как вы убили Мэй, – лопатой по голове, о боже!.. – И Мардж, закрыв руками лицо, разрыдалась. – Мистер Вудз, но я не могу поверить, что это вы… наверное, все было не так. Скажите! Скажите! Прошу вас! Это сделала эта ненормальная, психопатка Эдит, а вы решили скрыть это преступление из жалости к ней!.. Ведь это она, а не вы ненавидела Мэй. Вы не могли этого сделать, не могли… Скоро здесь появится полиция, и я не буду молчать, мистер Вудз. Я сама покажу инспектору Грэйвзу то место в саду, где вы закопали тело несчастной русской. Его откопают, и, когда Лора увидит останки своей матери, вы потеряете ее навсегда… Вы же понимаете, что она никогда не сможет простить вам этого страшного преступления. Пусть даже убивали не вы, но вы все это время покрывали убийцу, кроме того, вы даже не могли похоронить Мэй по-человечески, а зарыли ее в саду, как собаку.

– Мардж, я не убивал ее, – проговорил Вудз, понимая, что она давно уже ждет от него этого признания. – Вы правы, это не я, а Эдит… Но вся трагедия заключается в том, что и она не убивала ее… Это несчастный случай, и если вдруг тело Мэй эксгумируют, то экспертиза покажет, что ее никто не убивал… Тем более лопатой… Мардж, вы же прекрасно знаете, в каком состоянии находилась Мэй все время, что жила у нас. Она пила, причем пила очень сильно. И в тот день она тоже была пьяна. Да, они поругались с Эдит, которая, потеряв контроль над своими чувствами, принялась оскорблять Мэй, обзывать ее алкоголичкой, нимфоманкой и мошенницей… Мне даже пришлось растаскивать их в разные стороны, чтобы они не выцарапали друг другу глаза. Я видел, что творится с Эдит, которая так вцепилась в волосы Мэй, что, казалось, вот-вот вырвет их с корнем. У Мэй были очень красивые волосы. После того как я их немного угомонил, я бросился в дом за виски, я хотел успокоиться… Мне надо было выпить. Мне все это уже порядком надоело. Когда я уходил из сада за виски, Мэй была жива. Она сидела на плетеном кресле и тяжело дышала после драки. Волосы ее были всклокочены, а из носа текла кровь. Эдит сидела чуть поодаль от нее и потирала ушибленную скулу. Меня не было пять-шесть минут, потому что я зашел в ванную, чтобы взять из аптечки салфетки и вату. А когда вернулся, то увидел страшную картину: Эдит стояла в кустах с лопатой в руке, а у ее ног в луже крови лежала Мэй с разбитой головой, уже мертвая Мэй… Эдит поклялась мне, что она не ударяла Мэй, что Мэй просто споткнулась о каменные плиты и упала навзничь, головой на плиты, и от удара умерла… А лопата оказалась у Эдит в руках потому, что Мэй сразу же после моего ухода вдруг набросилась на нее… Мардж, представьте мое состояние, когда я увидел мертвую Мэй. Что было бы, если бы мы не скрыли ее смерть? Возможно, нас двоих посадили бы в тюрьму за убийство Мэй. Но мы же ее не убивали! Первой пришла в себя Эдит. «Арчи, – сказала она мне, – ее нужно срочно закопать, а сверху положить плиты и обсадить этот участок каким-нибудь кустарником. Если мы не поторопимся, то кто-нибудь увидит ее здесь, и тогда мы пропали…» Признаюсь, Мардж, мне вовсе не хотелось сесть в тюрьму, я не чувствовал себя виноватым. Поэтому-то я и согласился с Эдит. Мы оттащили тело Мэй в кусты, прикрыли ветками, и я, напоив трясущуюся от страха Эдит снотворным, уложил ее спать. Я знал, что в тот день в Гринвуде нет Фреда, он еще с утра отпросился в Лондон. К счастью, и вас тоже здесь не было. И я решил этим воспользоваться, то есть сесть и все хорошенько обдумать. Но сколько бы я ни размышлял над тем, как мне лучше поступить, чтобы избежать огласки и тюрьмы, я снова и снова приходил к выводу, что Эдит была права и что лучше всего для нас – это похоронить Мэй в саду и замаскировать место…

Меня не было в саду около часа. Уже смеркалось. Я пришел тепло одетый и готовый к тому, чтобы выкопать для Мэй могилу. А кому хочется из-за нелепого несчастного случая терять все: свободу, любимое дело, Гринвуд, доброе имя, жизнь, наконец?! Я слишком люблю жизнь, Мардж, чтобы во имя благородства взять на себя преступление, которого не совершал. Вот если бы было все наоборот, и не Эдит, а Мэй случайно толкнула бы Эдит, и та бы погибла, то здесь бы я наверняка вызвал полицию и взял бы всю вину на себя. Пусть был бы суд, пусть бы меня судили, но все равно доказали бы, что я невиновен, но главное: Мэй поняла бы, как я люблю ее. Но Эдит я никогда не любил, я всегда испытывал к ней лишь чувство жалости…

Вудз, произнеся эти слова вслух, тем самым словно бы сам объяснил себе свои истинные чувства к женщине, которая вот уже много лет была рядом с ним. И ему сразу стало легче. Никаких угрызений совести он не испытывал. Быть может, потому, что он сказал об этом Мардж, женщине, которая была ему очень симпатична и осталась для него другом даже после того, как она только что пригрозила выдать его полиции из-за смерти Мэй.

Но ничего больше он сказать уже не успел: он услышал шум подъезжающих машин… И по звукам, их было много, Вудз понял, что приехали за ним…

Но я же никого не убивал! Я ни в чем не виноват!

Он выглянул в окно: так и есть. Это была полиция. Он даже успел увидеть высокую худую фигуру инспектора Грэйвза, прежде чем Мардж, незаметно приблизившаяся к нему, положила ему руку на плечо:

– Мистер Вудз, можете на меня положиться… Простите меня… Я погорячилась. Джейн… Ее нет… и мне ее очень не хватает…

Спрятав ружье в кустах, Эдит вышла из леса, прошла, не чувствуя усталости почти две мили, чтобы выйти на дорогу, ведущую в Лондон, дождалась автобуса и вернулась в отель. Теперь, когда она полностью избавилась от своего любовника, ей необходимо было как можно скорее освободить номер отеля, где она встречалась с Муром, и увезти оттуда все вещи, как свои, так и его, чтобы полиция не смогла вычислить, где именно и с кем видели убитого в последнее время.

Эдит вошла в отель и быстрым шагом направилась к лестнице, стараясь, чтобы портье лишний раз не видел ее лица. Ей казалось невероятным, что вот сейчас она откроет номер, распахнет дверь и не увидит Мура. Ей стало жарко вдруг при мысли, что убийство, которое она совершила в лесу, – лишь плод ее фантазии. И Мур жив. И она сейчас увидит его.

Уже перед самой дверью она почувствовала, как силы покидают ее. Ее всю колотило, ноги подкашивались, а к горлу подступила тошнота. Что или, вернее, кто ждет ее за дверью? Оживший Мур. Или Мур, которого она убила только в своих мыслях? Или… полиция? Сейчас ей предъявят обвинения в убийстве сразу трех человек: Мэй, Джейн и Мура. Но что они могут понимать, эти тупоголовые и бездушные полицейские, ведь в первую очередь она убила самое себя. Она давно уже мертва. С тех самых пор, как поняла, что никому не нужна в этом мире. Она была нужна Вудзу просто как удобная во всех отношениях вещь, которой он мог пользоваться время от времени. Кроме того, она нужна была ему и для того, чтобы на ее фоне его любовь к распутной пьянице Мэй носила романтический оттенок. Ведь Эдит была слишком правильна, слишком суха и пресна по сравнению с такой колоритной личностью, какой была Мэй. И никто не знал, что Эдит порой даже восхищалась этой необыкновенно красивой русской. Ей нравилась в ней та внутренняя свобода и полет фантазии, которые давали возможность Мэй постоянно находиться на грани жизни и смерти и рисковать своей свободой, занимаясь крупномасштабными мошенническими сделками, связанными с дорогими ювелирными украшениями. Мэй путешествовала по миру, зарабатывала колоссальные деньги и тут же спускала их в ресторанах, казино, отелях… Она всегда была на виду, и в то же время ее жизнь была окутана тайной.