что-то объяснить, но…не получалось. Спазм сковывал горло, из которого выходили лишь нечленораздельные звуки. Трясущимися руками девушка привела служащего в номер, указывая на распластавшееся мужское тело. Удивительно, но через пять минут неотложка была на месте, а всё это время практически парализованная Ева держала полотенце прижатым к ране Карена.

Её потом тщетно пытались растрясти, выуживая информацию об инциденте, а девушка просто смотрела прямо перед собой осоловевшим взглядом и не могла выдать больше ни звука. В неё впихнули какие-то успокоительные, поили водой, гладили по спине… И от этого становилось только хуже.

— Тебе это с рук не сойдет, — вдруг прошипела рядом Ника, у которой глаза были налиты кровью, — я знаю, это ты. И уже просила сообщить, скоро явится следователь.

Еве было всё равно.

Но с другой стороны внезапно материализовалась Анна Седраковна с возмущенно-воинственным видом, преисполненным завидного достоинства, и окатила помощницу сына таким ледяным взором, что та отступила на шаг:

— Кто тебе дал право решать вопросы, касающиеся Карена и его жены? Знай своё место. И не смей подходить к Еве. Особенно после вчерашнего…бесстыдница.

Вероника пусть и отошла, но злобные взгляды, посылающие вибрации с ненавистью, продолжала кидать совершенно открыто.

Все ждали, когда можно будет зайти к больному. Кроме законной жены, которая не могла поверить в происходящее. Даже спустя несколько часов, проведенных рядом со свекровью, поглаживающей ее по руке, она пребывала в прострации, прогоняя сценарий собственной свадьбы из раза в раз и чувствуя, как покрывается вечной мерзлотой всё внутри, убивая любые ростки эмоций.

Как бездарно, пошло и пророчески окончился день, по идее — являющийся счастливейшим в жизни каждой девушки…

Двое мужчин в форме действительно появились ближе к десяти часам, и в отличие от ожидающей в коридоре семьи беспрепятственно были проведены к Карену для того, чтобы начать досудебное расследование. Вероника ликовала. Алиса успела прикорнуть в удобном кресле — привилегия частных клиник. А Анна Седраковна молча продолжала гладить Еву по ладони. А как только спустя время появилась такая возможность, женщина вошла к сыну в уже опустевшую от незваных гостей палату. Вышла оттуда спустя полчаса и жестом велела девушке пройти внутрь. Заколебавшись на пару секунд, она все же встала и медленно прошествовала к двери.

Оказавшись в помещении, оглянулась, обняв себя за плечи, потому что чувствовала дикий холод.

— Подойди ближе, я всё равно не в состоянии сделать тебе что-нибудь. Не надо бояться, — спокойно выдал муж, сидящий с повязкой на голове.

Ева повиновалась и села на один из стульев, что стояли рядом с кроватью, видимо, оставленные теми двумя мужчинами. И подняла на него прямой и безразличный к своей участи взгляд.

— Дело возбуждено не будет.

Девушка не шелохнулась.

— Даже спасибо не скажешь?.. — усмехнулся, и его бледное лицо оскалилось.

А потом он буквально впился в нее своими внимательными глазами, в которых горело что-то нечеловеческое. И замогильным голосом произнес:

— Недооценивать тихонь вроде тебя — большая оплошность. Поверить не могу, что меня вырубила обычная беззащитная девчонка. Это становится интереснее, чем казалось. Чего ты хочешь? Какие условия?

— Развод. Никаких условий.

Первые слова за последние часов десять-двенадцать дались с трудом, но прозвучали достаточно веско. Правда, вызвали всего лишь короткий злобный смешок.

— Попробуй. Посмотрим, получится ли у тебя.

— Ну и зачем тебе теперь этот брак, когда я знаю, что весь спектакль был для больной матери, которая мне симпатизирует? — Ева подалась вперед. — Ты настолько мерзок, что даже вины не ощущаешь.

— Ну, прости, милая, уж каким полюбила… Мерзкий, подлый, эгоистичный и еще много подобных эпитетов. И что? Тебе разве не нужны деньги, статус, семья, детишки? Я могу купить эту ширму у любой другой порядочной девушки…

— Но эта честь выпала мне?

Он развел руками и фыркнул:

— А почему нет? Ты сама сказала — тебе симпатизирует моя больная мать, а на сегодняшний день она и есть самое дорогое, что у меня есть.

— А как же Ника? Ваши отношения? Чувства?

Карен расхохотался, под конец поморщившись от боли. И снова обратил на неё внимательный взгляд:

— И ведь не прикидываешься…реально наивная до упоротости.

В этот момент облегчение, испытанное оттого, что она его все-таки не убила, бесследно улетучилось. Ева даже опешила от этой мысли, но смерть Карена вдруг показалась ей вполне справедливой. Девушка встала, чтобы уйти, ибо не испытывала ни малейшего желания задерживаться в обществе этого беспринципного ничтожества.

— Я не закончил, — послышался рык, — давай подумаем, что будет с твоими родителями, когда пойдет слушок, что дочь развелась, не успев выйти замуж, потому что жених обнаружил интересные факты из её биографии?.. Это будет весьма правдоподобно, учитывая, что мы разошлись после брачной ночи. Классно, да? Такая древняя никак не исчерпывающая себя тема — обманувшая мужчину девушка, прикидывающаяся невинной овечкой…

— Мои родители знают меня. Можешь не стараться.

— А остальные? Сколько могут выдержать любящие мама и папа, если со всех сторон на них навалятся осуждающие знакомые и родственники? А потом еще известие, что ты пыталась меня убить, когда я пригрозил разоблачить тебя…

Ева выпрямилась и застыла, неверяще покачав головой:

— Ты смешон.

— Не думаю, что ты будешь смеяться, когда я устрою сладкую жизнь всей твоей семье. Сестричка подросла, ей уже есть восемнадцать, и о её репутации подумай…

Девушка уставилась на него в упор и почувствовала, как сердце резко скакануло к горлу. Страх ли…ужас ли…боль?.. Как можно было влюбиться вот в ЭТО, не замечая гнили и закрывая глаза на наполеоновские замашки? Синдром вседозволенности, какой-то веры в собственную божественность и абсолют? Как? Он же сейчас говорит серьезно — ему плевать на неё и на членов её семьи…

— Вижу, шестеренки заработали, — довольно резюмировало чудовище напротив, которому не хватало лишь рожек для полноты образа. — Всё просто, Ева. Ты некоторое время побудешь хорошей девочкой. Впрочем, такая и есть. До скукоты и скрежета зубов.

— Сколько? — пересохшими губами на выдохе.

— Не знаю, — вот тут с него вдруг слетела вся спесь и самоуверенность, — по состоянию мамы.

— Я с тобой не…

— Да кому ты сдалась, — небрежно отмахнулся, — не собираюсь я с тобой спать. И даже жить. Чистая формальность.

— Зачем? Чем это поможет ей?

— Для её спокойствия.

Нет, определенно точно этого девушка не понимала. Но в данную секунду сил с ним бороться не было. Пережитый стресс дал о себе знать, разом выбив из организма запасы энергии. Мозг отказывался воспринимать искаженную реальность с достойными Голливуда интригами. Так не бывает. Это сон. Надо проснуться. Ева развернулась и вышла, очень надеясь, что, переступая порог, оставит позади