Но ведь лампочка была разбита. Мысль промелькнула, но показалась бессмысленной. Таким же бессмысленным казалось мне когда-то объявление о розыске Хью Монфора. Мне тогда даже в голову не пришло, что моя мать, одинокая и беременная, могла попросить поверенного дать такое объявление. Она думала, что Хью бросил ее, в то время как он уже был мертв. А труп закопан где-то в подвале.

Вместе с Энн.

И никакой записи о смерти Энн, ни одного упоминания об Эбигайл Хамиш в дневнике Энн.

«Я пыталась уберечь тебя».

— Вы убили их обоих, — сказал я. — Энн и Хью.

Мне казалось, я слышу, как бьется мой пульс.

Фигура в вуали замерла.

— Он приполз сюда на коленях… — прошептала она. Я не расслышал остальное, только мне показалось, что прозвучало что-то вроде «несчастного случая».

— И Энн, — повторил я. — Вы и ее убили.

— Можно и так сказать, — произнесла она и подняла затянутые в перчатки руки.

— В ту ночь Филли спала на чердаке. Где до этого спала с ним. — И потом еле слышно добавила: — Видишь ли, из-под двери не пробивался свет. Я думала, что меня никто не увидит.

Вуаль приподнялась, облако каштановых волос соскользнуло с ее плеч и с мягким шорохом опустилось к ногам. В свете лампы показалась лысая голова мумии с туго натянутой кожей, зияющими черными дырками-ноздрями и единственным глазом, буравившим меня сквозь пораженные лепрой ткани. И это мгновение, запоздавшее ровно на полжизни, пронзило меня пониманием всего ужаса моего заблуждения, ибо до меня наконец дошло, что Алиса Джессел, Энн Хадерли и Эбигайл Хамиш — одно лицо.

Какое-то время мы оба не двигались. Ветер заметно усилился, и его гул, казалось, доносился из-под пола. Даже не гул, а треск. Она развернулась, проскочила к двери и открыла ее. Я увидел оранжевое сияние в коридоре у подножья лестницы. Воздух был раскален до предела.

Какое-то мгновение она стояла, держась за ручку двери, а потом спокойно вышла на лестничную площадку. Мне казалось, что она что-то говорит, но слова тонули в треске пожара. Потом она взялась за перила и стала спускаться по лестнице. Я чувствовал, как жар обжигает мне лицо, но не мог двигаться. На меня хлынул густой дым. Я расслышал собственный крик: «Алиса!» и упал на колени, задыхаясь. Подул горячий воздух, дым рассеялся, и сквозь пелену слез я увидел, что на лестнице никого нет.

Опять повалил дым, и мне пришлось вернуться в комнату, захлопнув за собой дверь. Настольная лампа излучала голубой свет; повинуясь слепому инстинкту, я пополз к портьерам. Раздвинув их, я увидел французские окна, узкую террасу и ночное небо; а чуть ниже — парапет и мерцающие под ним верхушки деревьев. Я распахнул окна и вдохнул свежий воздух. Дым стал рассеиваться.

Но где же пожарная бригада? Я слышал только звуки огня и никаких сирен, голосов, позывных. У меня закружилась голова; я пополз к парапету — это была кирпичная стенка высотой не более двух футов. Распластавшись за ним, я со всей силой держался за стену. Меня так и тянуло вниз, в полет, который должен был закончиться приземлением на стеклянную крышу оранжереи. В отсветах пламени бушевавшая вокруг дома растительность напоминала джунгли. Но именно они скрывали от соседей происходящее. Пока ни одно из стекол не лопнуло, но ждать оставалось недолго.

И никакой пожарной лестницы. Терраса тянулась по всей ширине дома, и с обеих сторон ее обрезала крыша. Единственной возможностью спасения представлялся дикий прыжок с левого угла, где деревья близко подступали к дому. Я представил себе, как ныряю в джунгли, и терраса как будто покачнулась подо мной.

Сирен по-прежнему не было слышно. Огонь, должно быть, бушевал в задней части дома, но ему недолго было добраться и к фасаду. Нужно было спешно искать другой выход. Я отполз от парапета, умудрился встать и поплелся обратно в комнату. Воздух здесь стал горячим, треск огня становился все громче, под дверью мерцала оранжевая полоска пламени, пожирающего лестницу.

Настольная лампа все еще горела. Я взглянул на мои письма к Алисе — свою растраченную жизнь; подумал о роскошной библиотеке Виолы, гибнущей внизу. Но была единственная вещь, которую я хотел спасти. Я схватил рукопись Виолы и сунул ее за пазуху, думая о том, что то же самое сделала Энн, но потом вспомнил, что и этого не было.

Куда бежать? Из-под двери повалил черный дым. Я понятия не имел, куда ведет другая дверь комнаты — та, что находилась в дальнем углу. Решив, что лучше разбиться, чем сгореть, я бросился к окнам и оттуда — на террасу, готовый прыгнуть. Я увидел маячившие внизу руины беседки, подумал об Алисе, мисс Хамиш, Стейплфилде — обо всем, что мне было дорого в этой жизни. Все оказалось фантомом, все ушло. Больше ничто не держало меня на земле, и не было другой жизни, которую можно было бы прожить заново, тогда чего же было бояться? Я мог просто закрыть глаза, прыгнуть вниз и исчезнуть навсегда.

Но тут огонь вырвался наружу, и ноги сами понесли меня вдоль террасы, а потом швырнули в гущу обдирающих кожу ветвей, и ощущение безумного полета сменилось осознанием того, что я каким-то образом зацепился за дерево. Сквозь дыру в парапете, оставшуюся после моего падения, мне было видно, что огонь уже вовсю хозяйничает на террасе. Язычки пламени поднимались все выше и, словно стаи бешеных птиц, устремлялись в ночное небо. Прижимая к груди рукопись, я кое-как стал спускаться вниз.