– Клянусь Богом, Эван Уокер, – абсолютно спокойно говорю я, – если бы ты не был мне нужен, я бы пристрелила тебя прямо сейчас.

– Ну, тогда я рад, что еще тебе нужен.

– И если пойму, что ты врал мне о самом главном, я убью тебя.

– А что самое главное?

– Человек ты или не человек.

– Кэсси, я такой же человек, как и ты.

Он берет меня за руку. У нас обоих руки в крови. Моя рука в его крови, а его – в крови мальчика, который был чуть старше моего брата. Сколько людей он убил этими руками?

– Неужели мы в них превратились? – спрашиваю я.

Кажется, меня сейчас вырвет. Я не могу ему доверять. Я должна ему доверять. Не могу верить – должна верить. Не в этом ли главная цель иных? Последняя волна. Лишить людей всего человеческого, превратить в бездушных хищников, которые сделают за них всю грязную работу. Они превращают нас в лишенных всякой способности к состраданию акул-одиночек.

Я чувствую себя загнанным в угол зверем, и Эван замечает это в моих глазах.

– Что такое?

– Не хочу быть акулой, – шепотом отвечаю я.

Эван смотрит мне в глаза и молчит, а мне становится не по себе от его молчания. Он мог бы сказать: «Акулой? Ты? С какой стати? Кто сказал, что ты акула?» Но вместо этого он кивает, как будто все отлично понял.

– Ты не акула.

«Ты», а не «мы». Я в ответ долго смотрю ему в глаза.

– Если бы Земля погибала, и нам пришлось бы покинуть ее, – медленно говорю я, – и мы нашли бы планету, но она была бы заселена теми, с кем мы по какой-то причине не можем существовать вместе…

– Вы бы сделали то, что необходимо.

– Как акулы.

Похоже, он старается смягчить удар. Для него важно, чтобы «посадка» для меня была не такой жесткой, чтобы шок не был слишком сильным. Я думаю, он хочет, чтобы я сама, без его подсказок пришла к ответу.

Я рывком высвобождаю руку. Злюсь из-за того, что вообще позволяла ему до себя дотрагиваться. Злюсь на себя за то, что оставалась с ним, хотя понимала, что он не говорит мне всей правды. Злюсь на отца за то, что он позволил Сэмми сесть в тот автобус. Злюсь на Воша. Злюсь на повисший над горизонтом зеленый «глаз». Злюсь на себя за то, что нарушила первое правило, как только встретила симпатичного парня. И ради чего? Почему? Потому что у него большие и нежные руки, а дыхание пахнет шоколадом?

Я бью кулаком ему в грудь. Бью до тех пор, пока не перестаю понимать, почему его бью. Я избавляюсь от злости, и вместо Кэсси остается только черная дыра.

Эван хватает меня за руки:

– Кэсси, перестань! Успокойся! Я тебе не враг.

– А чей же ты враг? Ты ведь чей-то враг, тогда чей? Ты не охотился по ночам, а если и охотился, то не на зверей. Хочешь, чтобы я поверила, будто ты научился приемам ниндзя, помогая отцу на ферме? Ты все говоришь о том, кем не являешься, а я хочу знать, кто ты. Кто ты, Эван Уокер?

Эван отпускает мои руки, а потом ведет себя очень странно. Он прижимает ладонь к моей щеке и проводит большим пальцем по переносице. Такое чувство, словно он дотрагивается до меня в последний раз.

– Я акула, Кэсси.

Эван произносит это медленно, как будто и говорит со мной тоже в последний раз. Он смотрит мне в глаза, как в последний раз, и в его глазах стоят слезы.

– Акула, которой казалось, что она человек.

Я падаю в черную дыру. Эта дыра появилась после Прибытия, она затягивала в себя все на своем пути. Я падаю со скоростью, превышающей скорость света. В эту дыру смотрел отец, когда умерла мама. Я думала, что эта дыра вне меня, но она во мне, и так было всегда. Она была во мне с самого начала, она пожирала каждый грамм надежды, веры и любви, которые у меня были. Эта дыра прогрызала себе путь в галактике моей души, а я тем временем цеплялась за свой выбор. И тот, кого я выбрала, сейчас смотрит на меня словно в последний раз.

И поэтому я делаю то, что сделал бы любой человек на моем месте.

Я бегу.

Лес, кусачий холод, голые ветки, синее небо, сухие листья. Выбегаю на поляну. Под ногами хрустит промерзшая земля. Над головой ярко-синий купол неба отгораживает от меня миллиарды звезд. Но они там, они смотрят вниз, на девчонку с коротко подстриженными волосами, которая бежит и рыдает на бегу. Девчонка бежит без определенной цели, просто бежит как безумная, потому что это самый разумный выход, когда понимаешь, что единственный человек, которому ты решила довериться, вовсе не человек. И не важно, что он бесчисленное количество раз спасал твою задницу, и что не убил тебя, имея сотню возможностей сделать это, тоже не важно. Как и то, что в нем есть что-то, какая-то боль и печаль, словно это он последний человек на Земле, а не девчонка, которая лежит в спальном мешке в обнимку с плюшевым мишкой и дрожит от стужи в мире, лишенном человеческих звуков.

«Замолчи, замолчи, замолчи».

Когда возвращаюсь, его там нет. А я, да, возвращаюсь. Куда мне идти без оружия и особенно без проклятого мишки, который теперь смысл моей жизни? Я не боялась вернуться. У Эвана было десять миллионов шансов убить меня, еще один погоды не сделает.

Винтовка там, где я ее оставила. Его рюкзак, аптечка. А вот, возле Говарда, изрезанные в лоскуты джинсы. Если он не взял в дорогу запасные штаны, значит, скачет сейчас по лесу в одних походных ботинках – просто красавчик с настенного календаря.

– Идем, мишка, – бурчу я, поднимая с земли свой рюкзак, – пора вернуть тебя хозяину.

Я подбираю винтовку, проверяю обойму, ту же операцию повторяю с «люгером». Пальцы закоченели так, что я натягиваю черные вязаные перчатки. Потом забираю из рюкзака Эвана карту с фонариком и направляюсь в сторону оврага. Идти в светлое время суток опасно, но мне надо оторваться от человека-акулы, так что я решаю рискнуть. Я не знаю, куда он пошел. Может, теперь, когда мне известно, кто он, человек-акула решил вызвать дрон. Но это уже не важно. Я бежала, пока ноги несли, а потом решила, что все это уже не имеет значения, и двинулась обратно. Мне действительно все равно, кто такой Эван Уокер. Он спас мне жизнь. Он кормил меня, мыл, оберегал. Он помог восстановить силы. Он даже научил убивать. С таким врагом и друзья не нужны.

Спускаюсь в овраг. В тени намного холоднее. Наверх и дальше, туда, где когда-то был лагерь беженцев. Бегу по твердой, как асфальт, земле. Натыкаюсь на первый труп.

«Если Эван из них, за какую команду играешь ты?» – спрашиваю себя.

Эван убивает своих, чтобы я ему доверяла, или он вынужден был их убивать, потому что они считали его человеком? От таких мыслей становится тошно. Это дерьмо никогда не разгрести. Чем дольше копаешь, тем дальше дно.

Еще один труп. Едва взглянув, прохожу мимо, но подсознание успело что-то отметить, и я оборачиваюсь. На мертвом солдате-ребенке нет штанов.