Мир встретил «Мемориал» с восторгом. Популярность – необыкновенная! Знаменитый русский литератор (и один из основателей Русского исторического общества) П. А. Вяземский считает, что «Мемориал» входит в число «важнейших книг столетия».

«Отныне личность и характер Наполеона открыты»? Это как посмотреть.

Лас Каз не единственный, кому Наполеон рассказывает. Есть еще, например, ирландский доктор Барри О’Мира. Он тоже опубликует воспоминания, «Голос с острова Святой Елены», причем практически одновременно с Лас Казом. Но при жизни О’Миры «Голос» не пользовался такой же популярностью, как «Мемориал». Прежде всего потому, что у Лас Каза – монументальный труд, почти сразу превратившийся в нечто вроде Библии для бонапартистов.

Меж тем я бы больше доверял доктору-британцу, чем аристократу-французу. Хотя бы потому, что с О’Мирой Наполеон беседовал, а Лас Казу вещал. Никакого отрицательного смысла я в это слово не вкладываю. Оно просто вполне подходящее.

«Карьере моей не хватало несчастья! Если бы я умер на троне, в магии всемогущества, я бы для многих создал сложности. Ныне же, благодаря постигшему меня несчастью, обо мне могут судить по-новому…»

…Еще на борту «Беллерофона», во время ожидания, Наполеон обратил внимание на то, что Лас Каз ведет дневник. Попросил дать ему прочитать записки, императору понравилось. Посчитал, что подобная работа будет «скорее интересной, чем полезной». Слово за слово, теперь уже Лас Каз предложил императору поделиться воспоминаниями, Наполеон согласился. И сразу же сказал, что это будет «благом для страны».

К делу император отнесся очень серьезно. Следил за последовательностью, редактировал отрывки. Беру на себя смелость утверждать, что он даже готовился. Хотя правильнее сказать – обдумывал то, что собирался рассказать. Когда речь идет о «благе страны», по-другому нельзя. Вот что получилось в итоге.

Еще раз повторю самое главное: «легенда с острова Святой Елены» создана самим Наполеоном. Она о том, каким император хотел остаться в памяти потомков. Хотите верьте, хотите нет, но это – слова Наполеона. Разве не интересно понять логику или природу его правды?

Во-первых, мы понимаем, что ни на какое чудо Наполеон больше не рассчитывал. Он знал, что закончит свои дни именно здесь. Потому и начал создавать свою историю.

Во-вторых, я практически уверен в том, что сам он с определенного времени был убежден: именно так все и было. Пусть он создал мини-легенду, но ведь он никогда не «путался в показаниях». Выбрал то, что его вполне устраивало, потом – поверил. Один из наиболее ярких примеров – история его знакомства с Жозефиной. С какого-то момента Наполеон стал рассказывать ее именно в таком виде. Сомневающихся хватает. Да и я в их числе! Однако я практически уверен в том, что сам Наполеон уже не сомневался. И повторял – слово в слово.

В-третьих. Давайте, как делают многие, сопоставлять даты, приводить факты – в общем, стараться «подловить» Наполеона. Поймали! И… Что? От даже придуманной им легенды он не становится ни лучше, ни хуже. Он сам сказал Лас Казу на Святой Елене, что «каждый прожитый здесь день избавляет меня от клейма тирана, убийцы, бессердечного человека». Император ошибался. «Мучеником» его считают далеко не все.

Однако для меня гораздо важнее то, что он по большому счету не оправдывается. Да, признает, что в Испании следовало бы вести себя по-другому. Но в целом подход такой: что сделано, то сделано. Даже в истории с казнью герцога Энгиенского! Говорит – поступил бы так же.

И объяснения становятся не столь уж и значимы. Он признает то, что ему ставят в вину. Тем, хотя бы отчасти, обезоруживает критиков? Спорный вопрос. В большинстве случаев он не уходит от ответственности, хотя гораздо любопытнее, когда он ее с себя снимает.

Пример примеров, конечно, Ватерлоо. История битвы в его изложении совсем не красит императора. Здесь ему верить совсем нельзя, но понять – очень легко.

Рана еще не зажила, Ватерлоо – это же практически «вчера». Ждать от него «объективности» нельзя. Лет через десять после битвы он бы, возможно, рассуждал о ней по-другому. Хотя… Не факт. И по-своему он был не совсем справедлив и по отношению к самому себе. Говорил же Наполеон, что поражение в битве при Ватерлоо перечеркнуло значимость всех его предыдущих побед. Нет, не перечеркнуло. Но сам тон рассуждений – очень показательный.

…«История с острова Святой Елены» – его история. Сколько в ней достоверного? Главное-то в другом. Потомкам он оставил память о человеке. Правда, полуправда, неправда… Всё – его.

Легенда? Но какая! Конечно, чтобы оценить ее по достоинству, нужно быть подготовленным. И – непредвзятым. Вот тогда вы его поймете. Одного из величайших людей в истории, который изо всех сил старается остаться Наполеоном. Рассуждений о правде и неправде много. История Наполеона, созданная им самим, – одна. В этом ее значение. Конец легенде. Его собственной легенде. Пора начинаться эпопее.

Глава вторая[1]

Смерть императора. Рождение легенд

«Я слышала, как разносчики газет кричали на улицах: „Смерть Наполеона Бонапарта за два су! Его слова генералу Бертрану за два су! Разочарования мадам де Бертран за два су!“ – и это производило на улицах эффект не больший, чем сообщение о потерявшейся собаке».

Слова написала в своем дневнике хозяйка одного из популярных салонов, мадам Адель де Буань.

«Это уже не событие, а просто новость», – так отреагировал на сообщение о смерти Наполеона Талейран.

Сын одного из приближенных императора, Шарль де Ремюза, вспоминал: «Кроме моей бедной матери, проплакавшей весь день… это событие почти не произвело впечатления на мое окружение… ни мои друзья, ни я сам не думали, что произошло важное событие, и, может быть, нам казалось, что завершение этой эпопеи, наконец, избавит нас от ее героя».

Как такое возможно?! Англичане, его главные враги, потрясены гораздо больше. В Лондоне после появления специальных афиш многие облачились в траур. Они все же джентльмены, отдать дань таланту и смелости для них в порядке вещей.

А вот французы, которых он так любил… С одной стороны, признаваться сейчас самим в любви к императору – опасно. С другой… Они не забыли о нем, но шесть лет он был где-то очень далеко, на скалистом острове посреди Атлантики. Они почти ничего не знали о «другом Наполеоне». Потом он взял и умер.

С великими почти всегда так. Чтобы вспоминать про жизнь, нужно сначала осмыслить смерть. Не такое уж и простое дело. В случае с Наполеоном – особенно. Одна из уцелевших бонапартистских газет написала: