– Эй, Ирод, ты слышишь меня?

Ирод поднял голову и увидел в проеме одной из пещер старика.

– Я слышу тебя. Говори, если тебе есть что сказать, хотя я предпочел бы, чтобы ты спустился вниз, где нам не придется надрывать горло.

– Тебе не придется надрывать горло, говорить буду я, а ты слушай и хорошенько запоминай все, что я тебе скажу. Меня зовут Давид. Тебе знакомо это имя? Так звали царя, возлюбленного Господом [176]. Я не царь, я простой пахарь, о котором в одной из притч Соломоновых сказано: «Богатство от суетности истощается, а собирающий трудами умножает его» [177]. Здесь со мной находятся моя жена и семеро моих сыновей. Все они, как и эти малодушные, которых ты купил обещаниями сохранить им жизнь и одариваешь теперь деньгами, тоже хотят спуститься к тебе.

– Ну так пусть спускаются, они получат то же, что и другие, которых ты называешь малодушными, – прокричал Ирод.

– Не перебивай меня, я еще не все сказал, – ответил ему старик. – Есть, однако, ценность, которая превыше и твоих денег, и самой жизни. Эта ценность – свобода. Со времени исхода из Египта для нас, евреев, не было ничего дороже свободы. Заметь: я говорю о евреях, а не о твоем паскудном племени идумеян, которые не то что свободу, но и право первородства готовы продать за миску чечевичной похлебки. Ты, Ирод, раб от рождения и рабом останешься всегда. Евреи никогда не признают твоей власти над собой, будь ты не римлянами, а самим Господом Богом помазан на царство. Сколь бы ни был почитаемый мною Антигон жесток, искалечивший своего дядю-первосвященника, но он еврей и уже одним этим достойней тебя, поскольку из вас двоих именно он и по праву рождения, и по праву принадлежности к роду Маккавеев принадлежит к избранному Богом народу. А ты, как я уже сказал, раб, обязанный подчиняться нам, евреям, а не властвовать нами. Это о нас, евреях, сказано Господом: «И буду ходить среди вас, и буду вашим Богом, а вы будете Моим народом» [178]. Избрав нас, евреев, Своим народом, Господь сказал о таких, как ты, и о всех прочих народах, которые должны трепетать при одном только упоминании имени нашего: «С сего дня Я начну распространять страх и ужас пред тобою на народы под всем небом; те, которые услышат о тебе, вострепещут и ужаснутся тебя» [179].

Ирод почувствовал себя униженным, как в Риме, когда рабы у дома Антония избили его.

– Глупец! – прокричал он старику. – Ты можешь умничать сколько твоей душе угодно, но при чем здесь твои жена и дети, которые хотят спуститься к нам? Отпусти их, не делай их заложниками своего сумасбродства.

– Тебе придется помочь им предстать перед тобой, – сказал старик и, обернувшись, вывел за руку на площадку бледного молодого человека. – Получи старшего моего сына, – крикнул он, подвел его к краю площадки, ударом ножа поразил в спину и сбросил в пропасть.

– Остановись! – в ужасе закричал Ирод. – Не обагряй руки своей кровью невинных детей своих!

– Тебе, инородцу и простолюдину, никогда не понять, почему свободолюбивые евреи предпочитают смерть рабству! – прокричал в ответ старик, выводя на площадку второго своего сына.

Ирод заклинал его всем святым, что только еще теплится в его душе, не безумствовать, говорил, что никто не покушается на его свободу, что он волен жить и поступать так, как ему заблагорассудится, но старик в ответ говорил, что Ироду, рабу от рождения, никогда не понять величия души и самого ничтожного из евреев, и продолжал закалывать одного за другим всех своих сыновей. Сбросив в пропасть последнего, седьмого сына, которому, судя по виду, не исполнилось еще пяти лет, он вывел на площадку свою жену, еще не старую, оцепеневшую от ужаса женщину. Заколов и жену и сбросив ее в пропасть, он прокричал:

– Ирод, ты еще слышишь меня? Перед светлыми душами моих любимых сыновей и жены я говорю тебе: будь ты проклят! – С этими словами он вонзил нож себе в живот, согнулся и, не отнимая рук от сжатого в них ножа, рухнул в пропасть.

Ирод, как и его солдаты и недавние враги, не успевшие получить своей доли денег и потому задержавшиеся на узкой тропе, долго еще стояли, не смея произнести ни слова, потрясенные развернувшимся перед их глазами зрелищем, и страшились заглянуть в пропасть, где нашла смерть семья безумного старика с царским именем Давид. А в ушах Ирода гулом бившейся в виски крови все звучали и звучали его последние слова: «Будь ты проклят!»

1

Казнь стариком своей семьи и последовавшее за этой казнью самоубийство ввергло Ирода в депрессию. Он верил в довлевшее над ним проклятие, но не связывал это проклятие с последними словами старика. Как, впрочем, не связывал его и с проклятием Предвечного, якобы ниспосланным на все другие народы, кроме избранного Им. Будучи образованным человеком и обладая феноменальной памятью, он прекрасно знал Библию, хотя относился к ней не как к Откровению, данному Предвечным евреям через Моисея, а как к научному труду, содержащему заслуживающие доверия исторические факты. Потому-то корни проклятия, довлевшего над ним, равно как над всем народом идумеян, к которому он принадлежал, он находил не в наивном библейском рассказе о причинах вражды, возникшей между братьями-близнецами Исааком и Исавом, а за власть над себе подобными, которую человек получает не в силу своих достоинств, а единственно по праву первородства. Власть безусловная и абсолютная, думал Ирод, власть, освященная именем Предвечного, – вот первопричина зла, царящего на земле. Евреям, возжелавшим иметь над собой царя, чтобы он судил их, веками вбивалась в головы мысль о том, что одного слова такого царя достаточно, чтобы стать послушными [180]. Но они так и не усвоили другой истины, изреченной Предвечным: «Народ Мой! вожди твои вводят тебя в заблуждение, и путь стезей твоих испортили» [181].

Чем больше размышлял Ирод над вопросом о причинах слепого подчинения евреев власти своих царей как избранным из избранных, а любую иную власть воспринимал как покушение на их свободу и стремление ввергнуть этот народ в рабство, тем больше приходил к выводу, что главнейший враг его сегодня Антигон, который не остановится ни перед какими жертвами, чтобы евреи признали его царем даже ценой поголовного умерщвления своих семей и самоубийства. А потому чем раньше будет уничтожен Антигон, решил Ирод, тем скорее установится на земле Иудеи мир.