– Где ж ему такой меч-то отковали? – прошептал на ухо Годо: оба брата думали в одном русле. – Это же корляг! Надо было в саму их страну корляжскую посылать и заказывать. Такого вдруг не купишь.

– Может, и посылал, – ответил ему Боргар. – Волынские русы, как Равн говорил, на запад от Киева сидят, по дороге на Мораву. Он, видно, пути в те края ведает.

– Ох ведь чучело, ёлс твою мать! – со смесью ужаса и восхищения бормотал Свенельд, при каждом взгляде на Амунда заново поражаясь. – Какая мать такого выродила!

– Надеюсь, у старой их не целый выводок! – ответил Боргар. – Иначе это ётуново племя пожрет весь Средний мир!

– Да он и сам целого быка в один присест заглотнет! Голова как котел!

– Ну, если он идет с нами, по пути у нас будет случай поглядеть, нет ли у него хвоста под портками, – шепнул Годо.

– И медвежьих лап в башмаках…

* * *

Сомнения Свена оправдались в тот же день – к счастью, не насчет медвежьих лап. Пир шел обычным порядком – если не считать невероятного множества подаваемой еды. Хельги Хитрый будто давал понять: ему под силу накормить до отвала даже самое огромное войско, что собиралось на его землях, будто богатство его питается прямо из источников неба и земли. В этом он, пришлый князь-воин, успешно следовал примеру древних славянских князей-«пахарей» и благодаря силе своего меча заметно их превзошел. Отроки внесли огромные короба с печеным хлебом; Хельги брал каждый каравай, подносил ко лбу, передавая благословение, и через тех же отроков отсылал следующему из вождей, по порядку их знатности и близости к княжьему столу. Несколько тиунов распоряжались челядью, носившей угощение: огромные блюда с печеной, жареной, вяленой рыбой, яйцами, печеной репой, квашеной капустой, солеными грибами, копченым салом. Внесли на шестах огромные котлы с горячей кашей из ячменя, полбы, сушеного гороха, с похлебками из рыбы и репы, из разнородной пернатой дичи с крупой и луком. На огромном блюде внесли тушу оленя, целиком запеченного на горячих камнях в яме, прямо в шкуре, с чесноком и чабрецом; его поставили перед Хельги, и он, встав из-за стола и сняв свой красный плащ, отделанный по греческому обычаю золотой паволокой, длинным ножом привычно и ловко делил тушу на куски, рассылая их опять же по знатности гостей: сперва своему сыну и Амунду, потом отпрыскам княжеских родов – Жизномиру из радимичей (этот приходился вуем Брюнхильд, а значит, был в родстве с самим Хельги), Мирогостю и Видобору из северян, Благомиру, Кааро и Тумаю. Играли двое гусляров, веселя сердца собравшихся, между очагами в середине палаты под звон струн плясали поочередно пары девок-славянок, видимо, рабынь.

Дошел черед и до Боргара с сыновьями Альмунда; уложив свою долю мяса на ломоть хлеба, Свенельд поднял глаза… и обнаружил рядом Брюнхильд с серебряным кувшином в руках. Улыбаясь, она ждала, пока он подаст ей свой рог. На этом пиру она исполняла обязанности хозяйки: вдоль столов с кувшинами в руках ходили также две боярыни, жены Траусти и Чернигостя, но то, что к нему подошла сама дочь Хельги, Свен счел за особое отличие – и едва сдержал желание подмигнуть в ответ на ее приветливую улыбку. В глазах ее он видел любопытство – возможно, Грим уже рассказал ей что-то о своих спутниках из Хольмгарда.

Золотая греческая чаша обошла длинные столы, гости приступили к еде. Девки исчезли, а гусляр запел:

Как пошел князь Олег в царство Греческое, Собирал себе дружинушку хоробрую: Он одну дружину взял – из Полянской земли, Он другую-то взял – родом кривичи, А и третью взял – мужей русских, киевских. И пошел он на конях, на конях да кораблях, А числом кораблей да две тысячи.

К Царьграду он пришел да и с моря в Суд вошел, Затворились греки в городе да накрепко. Перекрыли Суд да цепью железною, Не пройти на кораблях, не проехати…

Киевские варяги, те, что были с Хельги Хитрым в знаменитом походе на Миклагард, сидели приосанившись, переглядывались и значительно кивали. За несколько лет тот поход стал сказанием, оброс чудесами, но богатые шелковые кафтаны, золотые, с крупным жемчугом, эмалью и самоцветами застежки плащей подтверждали, что во многом это правда.

И пошел Олег на берег, стал кругом воевать, Все палаты попалил, года на дым пустил. И полону-то набрал многи тысячи. Повелел Олег поставить на колеса корабли, Побежали корабли мимо города, Дуют ветры в паруса, ветры буйные, Гонят лодьи по земле, будто по морю.

Увидали его греки, испугалися, Испугалися они да и взмолилися: Ты возьми-ка себе дань, сколько надобно, Не губи ты только нас, землю Греческую. Как послали ему греки хлеба, мяса и вина, Да не стал то есть Олег – то отравлено. И сказали тогда греки: сильно мудр князь Олег, Он хитер да умен, духом вещим наделен. Как прибил Олег свой щит ко воротам золотым, И пошел домой по морюшку по синему…

Трудно было не испытывать зависти, глядя на Карла, Лидула, Стемида, Хальма и Кари, которые сейчас слушали песнь о себе. Еще живые, полные сил мужи, они стали преданием. «Дайте мне только случай! – думал Свен, стиснув зубы. – Я буду не хуже этих надутых глухарей, или меня заберут в Валгаллу!» Для своего возраста он успел показать себя весьма достойным человеком, но то, что осталось позади, уже мало его волновало.

Когда гости наелись и всем заново налили пива, пение смолкло и Хельги начал разговор о походе. Обсудить было что. Знатные люди, собравшиеся сюда из северных и южных краев, почти не знали друг друга, и если люди Хельги имели опыт похода на Константинополь, не меньше половины войска составляли те, для кого заморские края были внове. Многие слабо себе представляли, что это за море Хазарское и что за страны лежат по его берегам. Приближенные Хельги бывали в Саркеле и один раз даже в Итиле, но не дальше, и собственно сарацинских стран никто в этой гриднице в глаза не видел. Иные сыны воинских родов лишь помнили рассказы, что в былые времена русы предпринимали походы в те края, но не слишком большими отрядами, и никто не вернулся назад. Те земли знали только по рассказам хазарских купцов-рахдонитов, почти каждый год проходивших через Киев с запада на восток и обратно.

– Море Хазарское от страны Хазарской лежит на юг, – рассказывал Хельги всем тем, кто о Хазарском море знал, самое большее, его название. – Стольный город хазар, Итиль, лежит на реке большой, тоже называемой Итиль, и вскоре после города она в Хазарское море вбегает множеством рукавов. Море Хазарское весьма велико, по берегам его живут всевозможные народы, разными языками говорящие и разных богов почитающие. Сарацины сами сидят на самом дальнем южном берегу, там стольный город их – Багдад, но уж не первый век воюют, хотят все страны по морю себе подчинить. Во многих местах они уж утвердились, а самый главный город их, на западном берегу моря, зовется Тзор, иначе Аль-баб. В нем, рассказывают, каменные стены до самого неба, не хуже, чем в Константинополе, и в самое море те стены уходят, чтобы и с морской стороны к нему не подобраться было. Потому зовут его Морскими Воротами. Сами хазары стены Тзора ни разу одолеть не смогли. Но вам не нужно будет его брать, – добавил он, видя неуверенность на лицах слушателей. – Возможно, это вам и удастся, если жители не успеют вовремя о вас узнать и закрыть ворота; тогда добыче вашей позавидуют и боги Асгарда. Если же в город вы не попадете, то и в предместьях вам хватит добычи. Я и мои люди, – он глянул на самых роскошно одетых варягов, – тоже не сумели попасть в сам Константинополь, однако его предградья, селения и монастыри по берегам Боспора Фракийского дали нам все вот это, – он указал на цветные кафтаны и золоченые чаши. – К тому же есть добрые вести. У царя хазарского среди тех народов есть свои союзники – люди из стран Сарир и Шандан. Прошлым летом три их войска разбили врагов своих и самих эмиров Ширвана и Тзора в плен взяли. Сейчас Тзор и Ширван обезглавлены и не в силах себя защитить. Это очень на руку и хазарам, и нам, и боги не простят, если мы не сумеем хорошо использовать эту возможность, это время, когда сарацины толком не смогут собрать войско и противостоять нам…