И сует дрожащей рукой бумажку, а в ней опять написано как первый раз. Но дядя Иса бумажку отстранил.

— Слушай, парень, если ты себя не уважаешь, почему думаешь, что и я такой? Сколько переписывать, подписывать, зачеркивать? Хватит уже!

И отвернулся. А через час четыре здоровых лба с автоматами посадили его в машину и повезли обратно в Москву, да еще одна машина впереди шла и одна сзади. Значит, уважают. Или боятся. Что, в общемто, одно и то же.

* * *

Перед вылетом Карпенко на полчаса заехал к Наталье. Поднимаясь по лестнице, он словно воочию увидел, как одетые в белые халаты бойцы группы зачистки спускают вниз носилки с пристегнутым трупом. Раненый бандит плакал, раскаивался и сулил золотые горы. Он быстро допросил его в ванной и, выяснив мотивы нападения, махнул Клевцову рукой. Через несколько минут в санитарный фургон погрузили второй труп.

Квартира выглядела как до налета: на двери вместо перекушенной висела целехонькая цепочка, в прихожей отражало обычный уют новое зеркало, негромко лопотал телевизор… Совершенно незаметно починена «хельга», вместо залитого кровью подобран точно такой же палас. Бригада Клевцова, как всегда, оказалась на высоте: все следы происшествия перестали существовать. Правда, это касалось только материальных следов…

— Я не сплю ночами, — Наталья заметно осунулась, под глазами появились черные круги, к тому же она постоянно озиралась. — Днем напьюсь седуксена и проваливаюсь в черноту, но облегчение не приходит… Заглядываю под кровати, в кладовку, и все время перед глазами эти рожи… Ты их убил? Обоих?

— Да. Они больше никогда не придут. Не бойся.

— А те, в автобусе? Их же очень много… Почему они свободно разъезжают по Москве?

Красивая женщина с величественными манерами и царственной осанкой превратилась в затравленного испуганного зверька. Карпенко взял тонкие руки в свои, осторожно сжал.

— Нет никакого автобуса. Тебе ничего не угрожает. Ты же мне веришь?

— Когда ты здесь — да. Но когда ты уходишь, я ничего не могу с собой поделать…

Бледные губы дрожали, казалось, они потеряли безупречную четкость формы.

— Скоро возвращается твой благоверный?

— Какой от него прок… С ним еще хуже… — Наталья высвободила руки и обняла его за шею. — Останься сегодня у меня. Тогда мне будет спокойно. Только извини, я не смогу любить тебя… Иногда мне кажется, что я больше никогда не смогу этого делать. Останешься?

— Я сейчас уезжаю.

Женщина резко отстранилась. В глазах отражался животный страх.

— Надолго?!

Карпенко почувствовал себя предателем.

— Не знаю. Как получится.

Наталья тихо заплакала.

— Мне кажется, я тебя больше никогда не увижу. Никогда, никогда…

— Это не так, девочка. Мы еще потанцуем у фонтана. И я выпью шампанского из твоего рта. Помнишь?

Она кивнула, не переставая плакать. В цивилизованных странах есть специальные клиники, где после пережитого шока можно прийти в себя. И об этом никто не узнает.

— Мне пора идти.

Наталья проводила его до двери. Щелкнули замки, звякнула цепочка. Но запоры не защищают от страшных воспоминаний… Обмякший и поникший, Карпенко медленно прошел один лестничный марш. Потом его шаг обрел привычную упругость, он распрямился и прыгнул через несколько ступеней.

— Ну, суки, вы мне заплатите! — тихо, но отчетливо сказал он. Те, кто знал генерала Карпенко, могли подтвердить, что он никогда не бросает слов на ветер.

Через полтора часа с военного аэродрома в Чкаловском вылетел транспортный самолет курсом на Моздок. На борту находилась группа из двенадцати человек с солидным запасом оружия и снаряжения. Почти все сразу же задремали, что свидетельствовало о железных нервах и умении использовать для отдыха любую возможность. Потому что следующей может и не представиться. Капитан Королев и Карпенко бодрствовали.

«АН» закончил набор высоты и, ревя моторами, завис в угольно-черной ночи. Ни неба, ни земли, ни времени… Казалось, самолет проваливается в никуда. В общем-то, так оно и было. Он падал в войну, в сорок второй или сорок третий год, когда через линию фронта перебрасывалось множество диверсионноразведывательных групп, большинство из которых были обречены на гибель.

— Вы хотели рассказать про какой-то случай в Афгане, — напомнил капитан. — Про вашего друга, которому не удалось дозвониться.

— А-а-а! — сразу вспомнил Карпенко. — Про Лешку Волохова. Мы дворец взяли, а ему сильно правую руку посекло гранатой. Привезли в наш госпиталь, там доктора посмотрели и говорят: «Все ясно и понятно — нужна ампутация»…

Сильно гудело, мелко вибрировал фюзеляж, приходилось напрягать голос и слух. Генерал и капитан склонили головы друг к другу.

— Знаешь, как они дают заключения: сказал — и все, вот она, истина в последней инстанции! У меня, конечно, первая мысль — ткнуть им в морды стволом… Но под страхом операцию не сделаешь, решил вначале по-другому попробовать. Выхожу вперед и уверенно так заявляю: «Я профессор Звездочкин из Ленинградской военно-медицинской академии, ваш диагноз неверен!»

Карпенко усмехнулся.

— Стою в камуфле, с автоматом, только из боя, рожа — соответствующая. А Звездочкин действительно светило в военной хирургии, его имя у всех на слуху. Но откуда он тут взялся и почему в таком виде — понять не могут. Переглядываются, руками разводят, а я пру буром: «Сам бы сейчас все сделал, да контузило меня, руки дрожат и не соображаю ничего!»

Тусклый свет бортовых лампочек раздражал, угнетающе давила неизвестность предстоящего. Рассказ Карпенко был способом отвлечься для обоих.

— Пришли в себя, стали что-то доказывать, терминами медицинскими сыпать… А я свое: «Провинциальный уровень оценок, не учтены резервные возможности организма»! А сам автомат щупаю, может, еще пригодится. Только я коновалов этих и так достал. Пошушукались, повезли в операционную, а через два часа вышли все мокрые: «Что могли — сделали!» И вижу: сами собой гордятся. Сразу отправили Лешку с сопровождающим в ташкентский госпиталь, потом в Ленинград, так и осталась у парня рука на месте! Потом ему уже настоящий Звездочкин сказал: «Повезло тебе, дружок! В условиях полевого госпиталя при таком ранении исход один — ампутация». И спрашивает задумчиво: «А ты не знаешь, почему в истории болезни написано, что первичная операция проведена при консультации профессора Звездочкина? Я вроде их не консультировал… Может, имелись в виду мои труды?»

Королев засмеялся. Карпенко ждал такой реакции и рассмеялся тоже.

— А вы не знаете, что с Верлиновым? — неожиданно спросил капитан. — Ходили слухи, что его видели в Москве… Ерунда, правда? Если бы он вернулся, мы бы знали…

Карпенко помолчал. Он доверял Королеву, но речь зашла о деликатных и болезненных вещах. В другой обстановке он бы не стал отвечать. Если бы они не находились в спящем самолете, падающем в безвременье.