Маленькая Лиза знает, что это не просто мужчина, это ее папа. Он приходит в их с мамой дом очень редко. К его приходу мама всегда готовится, наряжается сама, наряжает Лизу, а когда он уходит, мама курит в приоткрытую форточку и плачет.

– …Так бывает, Лизавета! – Мама, постаревшая, подурневшая, привычно курит в форточку, худые пальцы ее нервно подрагивают, а в некогда огненно-рыжих волосах серебра уже намного больше, чем золота. – Люди сходятся, потом расходятся. Заводят новые семьи, забывают старые.

Лиза, уже взрослая, с отличием закончившая школу и готовящаяся к поступлению в медицинский институт, не хочет думать о том, что так бывает. Не хочет смотреть на смертельно уставшую маму, не хочет думать про новую папину семью. Но больше всего она не хочет думать о мальчике, совсем крошечном, таком же ясноглазом, как папа. Сын, еще один ребенок, который отнимет у Лизы те крохи отцовской любви, которые у нее еще остались. А у мамы уже давно ничего не осталось, даже надежды. Надежду отобрала другая женщина, мать этого ясноглазого ненавистного мальчика. А без надежды жить нельзя, Лиза это точно знает, потому что видит, как догорает, дотлевает ее мама…

– …Ты должна переехать к нам, Лисенок. – С серого неба падают крупные снежинки, ложатся на обитый красным сукном гроб, присыпают букет из живых роз. Розы принес вот этот мужчина, незнакомец, который обнимает бесчувственную ко всему Лизу за плечи и что-то говорит. – Дочка, ты меня слышишь? Я не хочу, чтобы ты сейчас оставалась одна.

– Я уже давно одна. – Сил хватает, чтобы не плакать, но не хватает, чтобы убрать с плеча его тяжелую, горячую руку. – И я уже давно не маленькая, папа…

Она и в самом деле давно не маленькая, она заканчивает учебу в институте и подрабатывает в больнице. Она вполне может о себе позаботиться…

– …Пусть это побудет у тебя. – Отец, еще недавно молодой и крепкий, а теперь такой же уставший, как некогда мама, садится напротив, выкладывает на стол конверт из плотной бумаги. – Это ваше с Санькой наследство.

Ей не нужно наследство, ей нужна всего лишь любовь, но у сидящего напротив мужчины сил на любовь, кажется, не осталось.

– Она тоже умерла, – говорит он и трет глаза до тех пор, пока они не становятся красными. – Умерла, как и твоя мама.

Лизе не жалко чужую женщину, отнявшую у нее отца, но в груди все равно становится пусто и колко. Она молча заваривает отцу крепчайший чай, такой, какой он любит.

– Когда-нибудь я тоже умру, и у вас с Санькой никого не останется.

Лиза хочет сказать, что у нее и так никого не осталось, но вместо этого она ставит перед отцом вазочку с вишневым вареньем. Его варила мама в позапрошлом году, и есть его жалко.

– Я хотел бы вас познакомить. – Отец смотрит просительно, почти с мольбой, и пустота в груди ширится.

– Нет, – отвечает Лиза. – Мне это не нужно…

– …Если вы решите отказаться, мы вас поймем. В вашем возрасте такая обуза… – Дородная тетка с пергидрольными кудряшками смотрит на Лизу с ленивым равнодушием, словно бы заранее знает, каким будет ее ответ. – Всю заботу о ребенке возьмет на себя государство.

Ребенок сидит у окошка. Совсем еще маленький, светловолосый ясноглазый мальчуган, куда больше похожий на отца, чем сама Лиза. Его руки сложены на коленках, пальчики переплетены, а в глазах застыли страх и отчаяние.

– Мы оформим все необходимые документы. – Пергидрольная дама встает, протягивает мальчику полную руку: – Александр, пойдем.

Он тоже встает, так и не расцепляя пальцев. Наверное, он просто не может этого сделать, потому что они занемели.

– Подождите! – Лиза встает между дамой и мальчиком. – Он не обуза. Он мой… брат…

– …Лиза! Лиза! Смотри, что я умею! – Санечка разгоняется и делает «колесо». Получается не слишком хорошо, но Лиза все равно хлопает в ладоши и целует брата в макушку. У нее сегодня ночное дежурство, и Санечке придется остаться дома одному. Он говорит, что не боится, что в случае чего постучится к соседке тете Симе, но на сердце все равно неспокойно. Так бывает перед каждым дежурством, которых очень много, потому что Лиза теперь отвечает не только за себя, но и за Санечку…

– …Лизонька… – Тетя Сима плачет, громко сморкается в кухонное полотенце. – Он пришел утром, показал какие-то бумаги, сказал, что за Санечкой плохой пригляд, сказал, что забирает до выяснения обстоятельств…

Лиза мечется по кухне, от окна до двери и обратно, слушает причитания тети Симы и думает, думает. Она запрещает себе паниковать, она решает ехать в детский дом. Вот только ни в одном из детских домов Перми Санечки нет. И бумаг никаких нет. И человека, который его увел, никто не знает.

Телефонный звонок раздается среди ночи, в пустой квартире он звучит болезненно громко.

– Слушаю! – Лиза хватает трубку, прижимает к уху.

Мужской голос в трубке мягкий, интеллигентный. Голос предлагает проявить здравомыслие и договориться: Санечка в обмен на обрывок карты, той самой, которую отдал Лизе отец. Смешная плата за право снова увидеть брата, и Лиза уже готова согласиться.

– Где мой брат? – Ее собственный голос дрожит от волнения. – Я хочу его увидеть, убедиться, что с ним все в порядке!

– Я вам перезвоню, – говорит голос, и связь обрывается.

А через четыре дня приходит напечатанное на машинке письмо. Завтра же Лиза должна прибыть в Чернокаменск вместе с картой.

Времени на сборы мало, его хватает лишь на то, чтобы отпроситься на неделю с работы, но Лиза надеется, что они с Санечкой успеют вернуться в Пермь намного раньше.

Путь до богом забытого Чернокаменска неблизкий. На заснеженной, местами занесенной сугробами дороге старенький грузовик глохнет дважды. Пассажирам приходится выходить, помогать водителю разгребать снег. Так даже лучше, остается меньше времени на тяжелые думы.

В Чернокаменске Лизу уже ждут. Долговязый мужчина выныривает из наползающих сумерек, воровато оглядывается по сторонам. Он не спрашивает, кто она такая, потому что и так знает.

– Садись! – кивает на старые сани.

– Где мой брат? – Лиза старается быть сильной и смелой.

– Привезла? – спрашивает мужчина, стегая лошадь кнутом.

– Привезла. – Она прижимает к груди сумку с вещами и документами. – Но сначала вы должны сказать мне, где Санечка.

– Я тебя к нему отвезу. – Он оборачивается, смотрит на Лизу таким взглядом, что впору пожалеть обо всей этой затее. Но жалеть она не станет, она приехала за братом и без него не вернется!

А темнеет тут быстро. Куда быстрее, чем в Перми. И фонарей никаких нет, кругом тьма. Тьма и, кажется, волки. От приглушенного волчьего воя лошадка нервно всхрапывает, переходит на резвую рысь. Домов больше не видно, дорога сворачивает в сторону леса, туда, где воют волки…

Человек темной тенью вырастает посреди дороги. Молодой, невысокий, приятный. И голос у него приятный, тот самый голос, что разговаривал с Лизой по телефону.