И вот тут-то я заметил длинную, правильную тень от… от кургана из бочек! Вот оно! Ну, да, майор же говорил нам, что подземное бензохранилище было взорвано. Вот немцы и были вынуждены складировать тут бочки с бензином. А это не есть гут. Ибо огнеопасно.

– Андрей, останься на высоте. За мной не ходи – изувечит взрывная волна.

– Понял, наблюдаю…

Да и я особо вниз не пошел, лишнего риска тут не нужно. Проверив, что все «Илы» проскочили склад ГСМ, а «ишачки» еще далеко, я прицелился и метров с восьмисот начал стрелять из заряженных мной пулеметов. Уже второй очередью я накрыл прячущиеся под камуфляжной сетью бочки. Полыхнуло качественно! Горящие бочки, как кометы, взлетели над пышущим огнем складом.

– Вот это извержение вулкана, братишка! Ты не думал пойти пиротехником в Голливуд, а?

– Цыть, малек! Смотри за воздухом.

– Да что там смотреть. Вон командир штурмовиков своих уже в строй собирает. Все – концерт окончен, кина не будет… Сейчас пойдем домой.

– Не расслабляйся, малек. У тебя сколько ракет осталось?

– Две…

– И у меня две… Держим их до нашей территории. А там, если что, по переправам отработаем. Есть у меня опаска, что немцы успеют нас над Березиной догнать. Все же «Илы» пойдут край 330—350 километров в час. Больше им не выжать, наверное. Так что – будь готов. Если догонят нас немцы, отстреляемся эрэсами по группе, а потом уж за пулеметы.

– Слушаюсь, товарищ командир!

– Вот-вот. Реже зубоскаль, а чаще слушайся старика. У меня боевой опыт уже до ноздрей дошел, ясно?

Андрей фыркнул, но ничего не сказал в ответ. Наверное, прикидывал – как можно дышать в таких условиях. Под нами перестраивались в два четырехсамолетных клина «Илы». За двумя из них тянулся слабенький дымок, но самолеты шли уверенно. Истребители вышли на фланги. Стало совсем светло, и мы пошли навстречу солнцу.

Прошло минут восемь полета. Может, чуть больше. Я ориентировку не вел, спокойно шел себе за «илюшами». Они выведут. Да и особых сложностей тут не было. Лети себе на восток, и все тут. Вот впереди уже показалась и Березина. Ленточка финиша, наш берег. На земле и в небе все было тихо и спокойно. Поскольку наши самолеты заходили на свою территорию по определенному командованием маршруту, переправы немцев, основательно прикрытые зенитками, остались километров на двенадцать севернее. Тут войны как бы и не было. Тишь, солнце, в воздухе никого, на земле не встают кусты взрывов, не тянется дымная гарь от подбитой техники. В общем – лепота!

Однако позвоночник холодило предчувствие неприятностей. Не отпустят немцы нас так просто, я был в этом просто уверен. Предчувствия, как оказалось, меня не обманули…

Тащить на аэродром ракеты объемного взрыва не было никакого резона. Их надо было сбросить. Желательно – немцам на голову. Я скомандовал Андрею: «За мной!» – и подошел к «ишачку» комполка. Майор принял немного влево и вверх, чтобы не мешать строю идти на аэродром, и уставился на меня сквозь очки-консервы. Мол, чего тебе еще, капитан? Что у тебя за шило в заднице? Хорошо ведь слетали! Тихо-мирно, все живы-здоровы.

Я показал ему на крыло, потом поднял два пальца, зажал ручку управления ногами и двумя руками сделал жест, как будто стреляю из пулемета «Максим». Ага, как Анка-пулеметчица в фильме «Чапаев». Потом я махнул рукой на север. Туда, где были переправы, где сейчас шел бой. Комполка меня понял сразу, как будто я был сурдопереводчиком, а он – глухим от рождения. Уперся в меня взглядом на долгие секунды, потом кивнул, соглашаясь, что тащить ракеты в тыл особого смысла как бы и нет, и потянул меня влево.

Я думал, что он скомандует Семенову сходить с нами, а майор решил посмотреть на наши с Андреем художества сам. Ну, сам, так сам… Нам, татарам… Дальше вы и сами можете продолжить.

Четверка наших истребителей плавно увалилась влево и стала набирать высоту. Штурмовики, идущие метрах на восьмистах с И-16 на флангах, продолжили свой полет на восток, к аэродрому и ждущему летчиков плотному завтраку. Нам завтрак еще предстояло заработать.

Я самым нахальным образом вышел вперед, наплевав на табель о рангах, и повел истребители вдоль реки, забирая чуть западнее. Тактика тут простая – увидим переправу и зайдем на нее со стороны противника. Спикируем, пустим ракеты – и бегом-бегом на свою территорию. Делать лишнюю атаку и поливать переправу и немецкие войска пулеметным огнем большого смысла не было. Не тот вид оружия для этой задачи, да и не дадут нам немцы резвиться над своими войсками.

– Андрей, бить будем по вражескому берегу, в корень понтонного моста. Пусть его развернет течением и оттащит на наш берег. Все немчуре труднее восстановить наплавной мост будет. Да еще, может, и зацепим на берегу какую-нибудь технику… После пуска ракет даем очереди по понтонам. Утопить не утопим, но дырок им набьем. Стрельбой не увлекайся – высота критическая будет. Одна очередь – и вверх! Понял?

– Понял, принял, иду за тобой.

О, как! Растет малец. Уже скоро и сам сможет пару водить. Через две минуты мы увидели темную нитку, пересекающую реку. Вот и переправа… Скоро ударят зенитки. Я качнул крыльями: «Внимание!» – и плавно положил истребитель на правое крыло. Пологое снижение… зенитки молчат… высота пятьсот, четыреста… пора. И тут я увидел, как на дальнем от меня конце наплавного моста пыхнули и потянулись вниз по реке сизые клубы дыма. Танки или машины, застигнутые нашей атакой прямо на мосту, прибавили газу, чтобы быстрее выскочить на берег.

– Андрей! Бей по ближнему концу, я – по дальнему. Огонь!

Сотни метров пожирались в секунды. Я поймал в прицел все еще лежащий в тени восточный берег переправы, чуть вздернул нос «ишачка», чтобы компенсировать просадку ракет при пуске, и нажал гашетку. Под плоскостями пыхнуло, и вперед унеслась пара алых точек. Нос истребителя пошел вниз, и я вновь выжал обе гашетки. По понтонам, по машинам и по берегу ударили длинные пулеметные очереди. Пули прошлись наискось, сабельной дугой поднимая плотные белые водяные цепочки, вспыхивая огнем пирозарядов на деревянном покрытии понтонного моста, и огненной плетью хлестнув по машинам. Все! Вывод!

– Андрей, вывод, вывод! – и тут же, помогая мне идти вверх, по брюху истребителя жестко ударила взрывная волна. А за ней, пятная небо черными кляксами разрывов, захлопали разрывы зенитных автоматов.

– Маневр! Маневр! Делай, как я! – орал я, бросая истребитель то влево, то вправо, то вверх, то вниз… От резких маневров и перегрузок летные очки съехали мне на подбородок. Поправить их не было ни времени, ни возможности. Метрах на двухстах, вихляясь, как пьяные выпускницы на дискотеке, мы сматывались из зоны зенитного огня. Наконец-то все кончилось… Я поднял очки на глаза, заодно смахнув каплю пота с кончика носа, и огляделся. Андрей шел за мной метрах в ста – ста десяти, шел ровно, без дыма. За ним, над рекой, закручивались два светло-серых дымных столба и вороньей стаей все еще порхали в воздухе какие-то черные обломки. В высоте, подсвеченная низким еще солнцем, шла пара комполка. А сверху на нее падали немцы…