– Что-то случилось? – раздался позади Ильясов бас.

Лиля вздрогнула, обернулась – и сообразила, что со всей дури отпихнула стул, когда вставала. Вот он и упал.

А Ильяс, оказывается, был дома… давно? Как-то она не заметила, когда он вернулся. Вроде ж сегодня открылась выставка, разве не положено такие мероприятия праздновать допоздна? И спиртным от него не пахнет.

– А, ничего. – Лиля принужденно улыбнулась и потерла виски. – Кажется, я засиделась за книгой.

Оглядев сначала девственно-чистую плиту, затем открытый фолиант, чашку из-под кофе и упавший стул, Ильяс усмехнулся и притянул Лилю к себе. Тут же стало тепло, уютно и совсем-совсем все равно, что там писал замшелый профессор, и еще очень захотелось кушать и на ручки. Так захотелось, что в животе забурчало.

– И про обед с ужином забыла. – Ильяс помассировал ей затекшую шею, чмокнул в нос. – Надевай джинсы и куртку, поедем проветриться. Заодно что-нибудь поймаем и съедим.

Проветривались они половину ночи – по Воробьевым, по Кольцу, по пустой и сияющей цветными огнями Москве. Разумеется, с фотоаппаратом. Совершенно неожиданно Лиля обнаружила, что ей нравится – и сниматься, и носиться сломя голову на мотоцикле, и смеяться вместе с Ильясом над всякой ерундой, просто потому, что хорошо. И никаких посторонних мыслей, никакого сумасшествия, никаких чертовых фейри! Все просто и понятно!

Просто и понятно было долго, целых два дня. Ильяс не отпускал ее от себя ни на минуту, сводил на «Хобби-та» – и весь фильм они наперебой комментировали, оборжали все, что только на язык попалось…

«Надо же, – возвращаясь домой после фильма и танцев в каком-то клубе, подумала Лиля, – а ведь с ним я совсем другая. Свободная, наверное. Не боюсь показаться невоспитанной или смешной. Видела бы меня сейчас Инна Юрьевна – не узнала бы».

А на третий день, то есть вечер, когда Ильяс убеждал Лилю не бояться и влезть на перила над развязкой Яро-славка – МКАД, позвонила Настасья:

– Приезжай ко мне, Лиль. Надо.

Что надо, зачем надо, Настасья не сказала, но, судя по голосу, надо было срочно.

Видимо, у Лили самой стало такое лицо, что Ильяс все понял, убрал камеру и по собственному почину отвез ее на Молодежную, прямо к Настасьиному подъезду.

– Завтра к вечеру заеду, Капелька моя, надо будет раньше – позвони.

У Настасьи горели все окна, и из-за двери слышалась музыка. Попса. Голимая. Чуть ли не «Ласковый май». А на звонок открыл Сенька.

– Мы тут празднуем, – криво улыбнулся и отсалютовал Лильке открытой бутылкой пива, вторую сунул ей в руки. – Давай на троих!

Онемевшая от неожиданности Лиля взяла бутылку и пошла за Сенькой на кухню, беспокойно озираясь: везде свет, Шатунов орет, но тишина при этом как на кладбище – ни одного человеческого голоса, ни звука бокалов, ни шагов, и даже едой не пахнет, только смогом из открытых окон.

На кухне орало потише. Лиля первым делом закрыла за собой дверь, помотала головой, вытрясая из ушей Шатунова, и только тогда увидела Настасью.

С приклеенной улыбкой, сценическим макияжем и в концертном платье, Настасья сидела с ногами на стуле, дирижировала ополовиненной бутылкой «Асти мондоро» и подпевала «Белым розам». Бокалов поблизости не наблюдалось, зато на столе красовались открытая банка селедки и коробочка с магазинным оливье.

Праздник, да уж.

Лиля обернулась к Сеньке, чтобы спросить, кого хороним, но сказать ничего не успела.

– Тыква уезжает, – совершенно ровным и трезвым голосом сказала Настасья. – В Германию, на гастроли. Сегодня ночью.

Сенька кивнул. Ага, мол. Сегодня. На гастроли.

Переводя растерянный взгляд с одного на другую, Лиля опустилась на стул. Хорошо не мимо, Сенька привычно позаботился его пододвинуть. С языка рвалась сразу сотня вопросов, но понятно было одно: квартета больше нет. На троих теперь соображаем.

На троих ли?

Еще неделя – и от квартета останется дуэт. Настасья и Сенька. И будут вот так же провожать ее шампанским из горла.

Стало немыслимо стыдно, но в то же время как-то даже радостно, что первым ушел Тыква. Теперь, раз квартета все равно больше нет, не так важно будет… ее отсутствие? Предательство?.. По крайней мере у нее хотя бы нет с Сенькой романа, а вот Тыква… Они с Настасьей вроде как даже о женитьбе думали.

От стыда и растерянности Лиля отпила глоток из бутылки и закашлялась. Забыла про пиво. Вот же!

А Настасья радостным голосом стала рассказывать о счастливом случае Мастера Тыквы. О шансе, который бывает лишь раз в жизни, и какой Сашка молодец, что не упустил, вовремя сориентировался и теперь будет выступать в концертном зале «Россия» и ездить по всему миру… нет, вы только подумайте, какое невероятное везение! Ударник «Мистера Х…» ушел в запой, сутки до гастролей, и тут продюсер слышит в «Южном ветре» гениального ударника… Контракт на два года, полдня до гастролей, вы представляете? Я ужасно за него рада, правда, Сашка всегда мечтал…

Тут Настасьин голос сорвался. Или дыхание кончилось.

А перед Лилиными глазами так и встала сцена: привычный до оскомины ресторан «Южный ветер» озаряется сиянием чуда, Мастер Тыква уходит с крестным продюсером в голубые дали, Настасья машет вслед платочком, публика за столиками рукоплещет, за кадром звучит торжественно-проникновенная музыка. Титры.

Наверное, надо радоваться. Да точно надо. Они все тут мечтали о счастливом случае, о шансе, но никогда не думали, что придется вот так враз выбирать: шанс или друзья.

– За правильный выбор и Сашкин успех, – буркнул Сенька, по – обыкновению отлично понимающий, о чем Лиля думает.

– За успех, – отозвались в один голос Лиля с Настасьей и выпили не чокаясь.

О Тыкве больше не говорили ни в тот вечер, ни на следующее утро. Обыкновенное солнечное утро. Мир не рухнул, Настасья не повесилась от горя. Наоборот, она была свежа, бодра и полна активности и желания поделиться результатами раскопок. В смысле – «каких»? Она тут трое суток из Тырнета не вылезала, и все ради любимой подруги, а подруга уже и забыла о своем расследовании?

Нарыла Настасья много, не зря методично перекапывала форум на официальном сайте и еще дюжину тематических. Так много, что у Лили голова пошла кругом: как в этой скандальной чуши найти хоть зернышко правды?

– Что-то с тобой неладно, Лильбатьковна, – покачала головой Настасья. – Это ты у нас логик и аналитик, забыла?

– Ага, – кивнула Лиля и подумала: светлые – логика, темные – искусство, все верно. Настька как пить дать темная. Была бы. Если бы. Фу, черт!

– Скандальчики на тему подкупов, взяток, продажи на органы и подпольной наркоторговли мы пропускаем, как чушь собачью. Кто с кем спал, чтобы попасть на миссию, тоже. А вот про исчезнувших после миссии людей и про отказников уже намного интереснее. На, смотри. – Настасья ткнула в список ссылок. – Начни отсюда, очень любопытная штука.