Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Господин протектор, мы должны сделать вам операцию…
Мертвенно-бледный Гейдрих качает головой:
– Нет. Я хочу хирурга из Берлина.
– Но ваше состояние не позволяет… требуется немедленное хирургическое вмешательство!
Гейдрих раздумывает. Он понимает, что речь о его жизни, что отсрочка ему во вред, и соглашается – при условии, что оперировать будет лучший специалист из открытой в Праге немецкой клиники. Раненого тут же отвозят в операционную. К ее дверям подтягиваются Карл Герман Франк и самые важные чины чешского правительства. В маленькой районной больнице царит такое возбуждение, какого ей не доводилось знать никогда прежде и какого ей никогда не узнать в будущем.
Кубиш то и дело оборачивается, но, похоже, никто его не преследует. Ему удалось! Но что, что ему удалось-то? Уж во всяком случае – не убить Гейдриха: протектор, когда Ян уезжал с перекрестка, был живехонек и без остановки стрелял в Габчика. И Габчику тоже не удалось помочь: Йозеф, по всей видимости, попал в серьезный переплет со своим внезапно отказавшим оружием. Что же до собственного спасения, то разве Кубиш не понимает, что это – пока, это – на время. С минуты на минуту начнется облава, а описать беглеца совсем несложно: мужчина на велосипеде, раненный в лицо… Попробуйте такого не заметить! Да, тут ведь и еще одна проблема: велосипед дает Яну драгоценную возможность быстро удалиться от места покушения, вот только в седле он слишком на виду – любой патруль засечет. И Кубиш решает отделаться от машины. Он размышляет, крутя педали, потом огибает место покушения, едет вниз, в квартал Либень, и ставит велосипед перед обувным магазином «Батя». Лучше было бы, конечно, перебраться в другой квартал, подальше, но с каждой секундой, проведенной им на улице, угроза ареста нарастает. Поэтому он выбирает себе укрытие совсем рядом, в семье Новаковых. Заходит в дом, расположенный в рабочем квартале, взлетает вверх по лестнице. Его окликает какая-то соседка: «Вы кого-нибудь ищете?» Он отвечает, неловко прикрывая лицо:
– Госпожу Новакову.
– Ее сейчас нет дома, но мы только что виделись, и она обещала скоро вернуться.
– Ладно, подожду.
Кубишу известно, что госпожа Новакова не запирает дверь, чтобы он и его друзья могли прийти когда им заблагорассудится. Он входит в квартиру и бросается на диван. Первая передышка, первая минута отдыха за все это очень долгое и очень трудное утро.
Больница, которую местные жители называют «Буловка», напоминает сегодня имперскую канцелярию, бункер Гитлера и штаб-квартиру гестапо вместе взятые. Ударные группы СС расположились вокруг, внутри, на крыше и в подвалах здания, они готовы противостоять целой советской бронетанковой дивизии. Ждут хирурга. Карл Герман Франк, бывший хозяин книжного магазина в Карловых Варах, прикуривает одну сигарету от другой так, будто дежурит под окнами роддома и вот-вот станет отцом. На самом деле он обдумывает, как известить о случившемся Гитлера.
В городе боевая тревога: можно подумать, всех, кто в Праге носит военную форму, одолело непреодолимое желание носиться туда-сюда. Волнение достигло максимума, суматоха ужасная, но эффект от этого нулевой. Если бы Габчик с Кубишем захотели сесть в поезд на Вильсоновском (лишенном уже своего имени) вокзале и покинуть столицу в течение двух часов после покушения, могли бы спокойно уехать – им бы никто не помешал.
С самого начала Габчику явно не повезло, зато теперь проблем у него меньше. Он бросил свой плащ у «мерседеса», и надо где-то раздобыть другой, потому что в описании злоумышленника непременно будет сказано о плаще, брошенном им на месте преступления. Сам он в целости и сохранности: на теле ни единой царапины, хоть на виду, хоть где. Добежав до Жижкова, он останавливается, здесь можно перевести дыхание и немножко успокоиться. Он покупает букетик фиалок и стучится к учителю, пану Зеленке, члену подпольной сокольской организации «Индра». Он дарит букетик фиалок госпоже Зеленковой, просит одолжить ему плащ и уходит. А может быть, плащ ему дают Сватошовы – это они раньше дали ему портфель, который он тоже бросил на месте покушения. Нет, Сватошовы живут подальше, в самом центре, близ Вацлавской площади… Тут свидетельства не совсем ясны, и я немного теряюсь. Но знаю, что затем он появляется в доме Фафковых, где его ждет совсем юная невеста Либена. Он принимает горячую ванну, а что делает потом, о чем они с Либеной говорят – не имею понятия. Известно только, что Либена была в курсе всего, а значит, наверняка очень счастлива видеть любимого живым.
Кубиш смывает кровь с лица, вернувшаяся домой госпожа Новакова смазывает ранки йодом, добрая душа соседка приносит, чтобы он мог переодеться, рубашку мужа, белую в синюю полоску, довершает маскарад форма железнодорожника, принадлежащая господину Новаку. Распухшая физиономия парня в таком наряде привлечет меньше внимания: кому же неизвестно, что рабочие чаще становятся жертвами несчастных случаев, чем господа в костюмах. Остается одна проблема – забрать велосипед, оставленный возле обувного магазина. Это совсем близко от поворота, полиция вот-вот машину обнаружит. К счастью, приходит – вероятно, из школы – младшая дочка Новаковых Индржишка. Девочка в прекрасном настроении, но она сильно проголодалась, обедают в Чехословакии довольно рано. Мать говорит ей: «Пока я приготовлю тебе поесть, сбегай к магазину “Батя”, там один мой знакомый оставил велосипед. Возьми его и приведи к нам во двор. Да! Если тебя кто-нибудь станет спрашивать, чей велосипед, ничего не отвечай: его владелец вляпался в аварию, и разговоры могут ему повредить». Девочка убегает, а мать кричит ей вслед: «Да! Не вздумай садиться в седло, ты не умеешь ездить! И будь осторожна: там кругом машины!..»
Четверть часа спустя Индржишка возвращается с велосипедом. Какая-то дама и впрямь приставала к ней с вопросами, но девочка, как мама и велела, ничего не ответила. Задание выполнено. Кубиш может уходить, на душе теперь поспокойнее. Да ладно – «поспокойнее»! Так, конечно, говорят, но, разумеется, спокоен он ровно настолько, насколько может быть спокоен тот, кто знает: в ближайшие часы, а может, и с минуты на минуту он станет одним из двух людей, за которыми будут гоняться как ни за кем другим в рейхе.
Вальчик, чья причастность к покушению пока еще точно не установлена, вероятно, сейчас в ситуации несколько менее затруднительной. Только ведь бродить по Праге, гудящей, как растревоженный пчелиный улей, хромая, с эсэсовской пулей в ноге и при этом безмятежно смотреть в ближайшее будущее вряд ли возможно… Вальчик идет к коллеге и другу Алоиса Моравца. Этот человек, как и сам Моравец, железнодорожник, он, как и тот, участник Сопротивления и ангел-хранитель парашютистов, как и тот, женат на женщине, всем сердцем преданной людям, которые борются с оккупантами. Она и открывает дверь смертельно бледному Вальчику. Хозяйке квартиры парень хорошо знаком, он приходил сюда часто и временами, скрываясь, жил у них, но она зовет его Миреком, потому что не знает настоящего имени. Поскольку уже весь город полон слухами, она сразу же спрашивает: «Мирек, вы в курсе? Сегодня совершено покушение на Гейдриха». Вальчик вскидывается: «Он мертв?» Слышит, что пока нет, и снова опускает голову. Но у женщины на языке вертится вопрос, и она не выдерживает: «Скажите, а вы в этом не замешаны?» Вальчик силится улыбнуться: «Что вы, пани, конечно, нет, я для таких дел слишком мягкосердечен». Но у пани был случай разобраться, что собой представляет ее жилец, и ей ясно: Мирек соврал. Впрочем, лжет он скорее машинально, даже и не надеясь, что ему поверят. Хозяйка, которая не сразу заметила, что парень хромает, спрашивает, не надо ли гостю чего-нибудь. Гость просит сварить ему кофе, «очень-очень крепкого кофе», а еще – если можно – походить по городу и послушать, что говорят на улицах. Потом и он, как Габчик у Новаковых, направляется в ванную, объяснив это тем, что уж очень горят ноги. Женщина думает: наверное, чересчур много ходил пешком. И только на следующее утро, обнаружив на постельном белье пятна крови, хозяева квартиры понимают, что Мирек ранен.