С учетом всего этого наиболее верным было бы оказаться не у шлагбаумов перед пропускным пунктом, а между ним и ангарами. Но развязка была построена таким образом, что съезд с нее сразу выводил к шлагбаумам. Можно было спокойно проехать пост, затем развернуться на следующей развязке хайвэя, вернуться, съехать с дороги перед постом и вклиниться между ним и ангарами. Однако на такой разворот уйдет минут тридцать, не меньше – следующая развязка была не близко. К тому же съехать с дороги было не так просто, поскольку по обочинам на всякий случай были уложены тяжелые бетонные блоки как раз на случай такой атаки.

Решение пришло неожиданно, уже когда я двигался по последнему изгибу развязки. Улыбнувшись озарению, я вынул из чехла на поясе монтажный нож и открыл лезвие. Теперь от меня требовалось немного смелости, много решительности и хорошая реакция.

Лента развязки имела довольно крутой уклон, поэтому в двадцати метрах от съезда высота полотна над грунтом была метров пять, не меньше. Однако и «Глобус Эксилент» был очень крепкой машиной. Настолько, что я решился прыгнуть на нем прямо с развязки, как с трамплина. Стиснув зубы, я до предела выжал акселератор, пересек осевую линию и на возросшей скорости ударил радиатором в ограждение. Оно поддалось, как картонное, а передние колеса, потеряв опору, начали стремительно проваливаться. Слишком стремительно – я ожидал другого. Но видимо тяжелый мотор начал тянуть вниз раньше, чем задние колеса оторвались от дорожного полотна.

Через секунду «Глобус» уже падал радиатором точно вниз, а мне в лицо с огромной скоростью неслась земля. Еще не успев как следует испугаться, я осознал, что задняя часть машины продолжает движение по первоначальному вектору. Это грозило падением на крышу, чего с такой высоты никак не хотелось. Но кувырок продолжался – я увидел синее небо перед глазами, а это означало, что «Глобус» летит уже задом в грунт. И тут же меня в спину так ударило спинкой кресла, что потемнело в глазах. А через какую-то долю секунды и покраснело, поскольку сработали яркие аммортизационные подушки безопасности, стиснувшие меня со всех сторон. У меня дыхание перехватило, нос и рот плотно закрыла эластичная ткань, плюс выбило из колеи значительное сотрясение всего организма. Затем новый удар, значительно слабее первого – «Глобус», закончив кувырок уже после падения, рухнул передними колесами на грунт.

Немного придя в себя после падения, я пробил лезвием монтажного ножа одну из надувшихся подушек, что позволило мне частично высвободиться, а еще несколько ударов дали возможность открыть обзор наружу. Машина все еще продолжала катиться, похоже, не получив повреждений, лишивших ее ходовых качеств. Это меня более чем устраивало, даже более того, я на это рассчитывал, помня о серьезной броне «Глобуса».

На самом деле только в этот момент я осознал все преимущества своего маневра. Первоначально я хотел лишь занять наиболее выгодную позицию между зданием пропускного пункта и ангарами, но понял, что со стороны все выглядело не как нападение, а скорее как авария. С точки зрения полицейских водитель не справился с управлением, пробил ограждение и рухнул с эстакады. Зная манеры блюстителей порядка, можно было не ждать, что они выскочат молниеносно, поскольку практически в любой машине, кроме «Глобуса», при таком падении водитель получил бы значительные травмы. А это возня, оформление происшествия и прочие сложности, которые обычно люди не спешат начинать. Кроме того, даже когда полицейские выскочат, то вряд ли они прихватят с собой тяжелое стрелковое вооружение.

Это преимущество просто необходимо было использовать. Я осторожно нажал на акселератор, проверяя, не согнулся ли при падении вал турбины. Он хоть и загрохотал, но опасной вибрации не дал. Тогда я газанул смелее, разогнал машину и взял курс на ворота ближайшего авиационного ангара. Отбросив нож, я подобрал с пола автомат и снял его с предохранителя.

Камеры заднего обзора при ударе вышли из строя, поэтому мне очень трудно было понять, что происходит за спиной – выскочили полицейские из пропускного пункта или нет. Но даже если выскочили, стрелять точно не стали, иначе бы пули щелкали по броне.

Чтобы сильнее сбить их с толку, я немного качнул рулем, имитируя хаотичное виляние травмированного водителя. Это дало мне возможность через боковое окно увидеть ситуацию у здания пропускного пункта. Оттуда выскочили трое полицейских, двое из которых замерли с опущенными руками, а третий схватился за голову, понимая, что мой тяжелый внедорожник неминуемо снесет ворота ангара. При этом весь их вид говорил за то, что они обеспокоены никак не нападением, поскольку не подозревали о нем, а последствиями дурацкой аварии и разборками с начальством.

Я же был обеспокоен тем, что ворота могли оказаться чересчур крепкими, но еще больше неизведанностью происходящего за ними. Там вполне могла дежурить вооруженная охрана или работать ничего не подозревающие техники. Но больше всего я боялся, что прямо за воротами окажется гравилет, и я на полном ходу протараню его. Этого мне не хотелось по нескольким причинам. Однако выбора у меня все равно не было – таранить ворота пришлось бы в любом случае, поскольку в данной ситуации у меня не было другого способа попасть в ангар. Надо было просто принять все возможные меры предосторожности.

Поэтому, за секунду до удара, я сунул автомат за спину, чтобы не искать его потом черте где, накрыл голову руками и вжался плечом в переднюю панель. Тут же машина шарахнула в тяжелые ворота с сокрушительным грохотом, свернула одну створку, сорвала ее с нижних петель, но не снесла полностью, а проскользнула в образовавшуюся дыру. Не тратя даром ни одного мгновения, я выпрямился и заложил ручку управления вправо. Вовремя, надо сказать, поскольку, как я и опасался, один из двух гравилетов стоял действительно почти у самых ворот.

Машину занесло, и она чудом не переломила бортом правую опору летательного аппарата. Я резко нажал на тормоз, чтобы не врезаться в стену, но это помогло мало – внедорожник все равно врубился радиатором сначала в трубчатые леса, а затем и в пирамиду пустых металлических бочек. Наконец «Глобус» замер, заскрежетав сорванным с подшипников валом турбины. Через боковое окно я разглядел метнувшиеся в стороны фигуры, но не стал разбираться с кем имею дело – с охраной или с техниками. Я просто распахнул дверь, выхватил из-за спины автомат, и дал две коротких очереди. Одну по бочкам, чтобы из них искры полетели в разные стороны, а другую под днище ближайшего гравилета, чтобы рикошеты жутко завизжали в гулком ангаре. Мой личный опыт подсказывал, что вой рикошетов мало кого оставляет равнодушным и может деморализовать даже подготовленного противника. Было что-то особенное в этом звуке, нечто мистическое, так от него кровь в жилах стынет. Как-то давно Боб Подметка спьяну ляпнул, что с таким свистом, скорее всего, рассекает воздух коса смерти. Я не особо склонен к подобным интерпретациям, но в данном случае с ним согласен.

Похоже, с этим также согласились все, кто находился в ангаре. Кроме удивленного возгласа: «Что за дерьмо?!» и грохота перевернутых предметов, я, после затихания рикошетов, ничего не услышал. Плохо было другое – ворота фактически остались на месте, и вылететь через них на гравилете не было ни малейшей возможности. Однако и медлить было нельзя: полицейские у пропускного пункта могли среагировать на грохот стрельбы только применением тяжелого стрелкового вооружения вроде крупнокалиберных пулеметов. Этого мне никак не хотелось. Я вообще терпеть не могу крупные калибры. Они меня нервируют. Причем нет разницы, я их применяю или применяют их против меня. Все равно тяжелые пули и большие патроны вызывают у меня раздражение.