После пяти или шести особенно сильных ударов Джованни впал в какое-то оцепенение и уже почти не ощущал боли. Второго янычара сменил третий. На двести двадцать третьем ударе Джованни потерял сознание. Юношу привели в чувство, окатив парой ведер воды, и ему удалось сделать несколько глотков. Когда наказание закончилось, Джованни совсем не чувствовал ног. Раздувшиеся ступни превратились в окровавленные лохмотья плоти. Фалаку сняли, а несчастного оттащили прочь.

Наступила очередь Жоржа. Француз весь трясся и обливался потом от страха. Его ступни просунули в колоду, и мучитель нанес первый удар. Жорж стиснул зубы, однако не закричал. Он не издал ни единого звука, пока его били. Его мужество привело толпу в восторг.

Четверо рабов отволокли беглецов в темницу и уложили в гамаки. Пока один из невольников поил их водой, Александр промыл их раны и смазал лечебной мазью.

— Вы не сможете вставать пять или шесть недель, — предупредил он. — Я буду приходить к вам каждое утро и каждый вечер. Крепитесь!

Ни у Джованни, ни у Жоржа не было силы ответить ему. Долгие часы лежали они без движения, пока наконец не забылись тяжелым сном.

На следующее утро, когда они остались в комнате одни, Джованни прошептал другу:

— Поразительное мужество, ты даже не вскрикнул!

Француз криво улыбнулся.

— Я понял, что страх боли сильнее самой боли…

— Извини, что втянул тебя…

— Не извиняйся. Я жалею только о том, что из-за меня тебе пришлось вернуться. Не надо было этого делать, Джованни!

— Я не мог смотреть, как ты тонешь.

Жорж смутился.

— Джованни, мне нужно тебе кое-что сказать.

Их глаза встретились.

— Это камнем лежит у меня на совести.

Джованни не ответил, он не мог понять, почему его друг испытывает такое чувство вины.

— В ночь нашего побега я не мог сомкнуть глаз, — продолжил француз сдавленным голосом. — Меня преследовало искушение предать вас и все рассказать Ибрагиму в обмен на свободу.

Признание друга оглушило Джованни, словно удар под дых. Но юноша быстро взял себя в руки, подумав, что главное все же в том, что Жорж не поддался соблазну.

— Подумать только, ты спас мне жизнь ценой собственной свободы! — воскликнул Жорж со слезами на глазах. — Джованни, пожалуйста, прости меня! Я никчемный глупец!

— Вовсе ты не никчемный, — ответил твердо итальянец. — И мне не за что тебя прощать, ведь ты ничего плохого не совершил.

Друзья обменялись долгим взглядом. Неожиданно в комнату вошел Паоло, раб-римлянин, работающий в тюрьме, и принес с собой немного света и воздуха.

— О Паоло, пожалуйста, не закрывай дверь! — простонал Жорж, не в силах больше выносить темноту.

— Конечно, друзья! А еще у меня есть новости о ваших сообщниках!

Жорж и Джованни навострили уши.

— Янычара, который был с вами, отстранили от службы, и он предстанет перед своим начальством за то, что не справился с обязанностями и чуть не нарушил обет целомудрия самым гнусным образом. Никто не знает, что его ждет, но вряд ли мы его скоро увидим! А что касается владельца гостиницы, то ему придется заплатить паше штраф в размере стоимости двух рабов, которые сбежали.

— А что с этим псом Мустафой? — спросил Жорж.

— Самое интересное я приберег напоследок, — тихо произнес Паоло. — Диван приговорил его к пытке на колу.

— О господи! — воскликнул француз.

— Что это такое? — спросил Джованни.

— Его накажут через то, чем он грешил, — ответил Паоло, явно смакуя новость. — Возьмут под мышки и поднимут, а потом медленно опустят на заостренный кол, который войдет в зад и пронзит внутренности мерзавца.

— Как ужасно! — вскричал Джованни.

— Не ужаснее того, что он много лет проделывал с бедным Пиппо! — возразил Паоло, сплюнув на пол.

— Хуже всего, что эта пытка может длиться часами, — заметил Жорж. — Ты не знаешь, когда ее назначили?

— Завтра утром, в районе Баб-аль-Уад.

— Наверняка мы услышим его крики, — сказал Жорж, помолчал немного, а затем спросил: — А кто будет хозяйничать в таверне?

— Я! Ибрагим вчера предложил мне эту должность, если приму ислам. Я сразу же согласился!

— Нет худа без добра, — пробормотал Жорж, понимая теперь, отчего Паоло в таком прекрасном настроении.

— Ну, друзья, мне повезло отчасти благодаря вам. Так что буду приносить вам по нескольку кварт лучшего вина, в знак признательности. А сейчас мне нужно найти помощника среди молодых пленников.

— Смотри не греши, как Мустафа! — прокричал ему вслед Джованни, когда Паоло был уже на полпути к выходу.

— Не беспокойтесь! Я слишком люблю женщин, а теперь смогу свободно ходить по улицам, когда не буду занят в таверне!

Прошло пять недель. Как и предсказывал Александр, все это время Жорж и Джованни не могли вставать. Первые шаги оказались чрезвычайно болезненными и не столько из-за ран, которые хорошо затянулись, сколько из-за того, что мышцы ног ослабли и не выдерживали напряжения. Целую неделю беглецы ковыляли только по тюрьме, поддерживаемые друзьями, потом — опираясь на палки, и наконец смогли ходить без посторонней помощи. Именно тогда Джованни приказали явиться в Дженину.

Солнце стояло высоко, и муэдзин только что призвал правоверных на полуденную молитву. У Джованни дрожали ноги и трепетало сердце, когда он, преодолевая боль, брел во дворец паши. Он прекрасно понимал, зачем Ибрагим вызвал его. Едва он вошел в приемный зал дворецкого, как лицом к лицу столкнулся с евреем-эмиссаром, который вернулся из Италии. Мужчины молча смотрели друг на друга. Вскоре появился Ибрагим и на удивление любезно поприветствовал Джованни.

— А, синьор Да Скола! Как приятно снова вас видеть! Рад, что вы снова можете стоять! Но не стойте слишком долго, вы еще слишком слабы!

Джованни подождал, пока сядет хозяин, и только потом сам опустился на подушки.

— Вы помните Исаака, не так ли?

Джованни кивнул.

— Сегодня утром наш друг вернулся из путешествия в Италию и рассказал мне обо всем, что ему довелось увидеть и услышать за то время, пока он вел переговоры об освобождении некоторых пленников.

Дворецкий помолчал немного, поглаживая бороду, затем с наигранным удивлением продолжил:

— Похоже, вам не слишком хочется услышать, что он о вас узнал.

Джованни опустил глаза. Он понял, куда клонит сановник, и решил его опередить.

— Я знаю, что обманул ваше доверие. Знаю, что меня ждет кара еще более суровая, чем наказание, которое я вынес. Но уверен, на моем месте вы поступили бы так же, чтобы избежать галер. Разве человек не способен на что угодно, чтобы избежать возвращения в ад?