Курильянка должна была заплатить Зенпилькафе, у греков Харону, чтобы тот перевез ее через океан на родину — дальний остров среди морей. Все находки были распределены между музеями арауканской культуры Темуко, будущим Музеем аббата Молина, Вилья-Алегре, и Музеем Арауканской культуры в Сантьяго, что вскоре откроется для широкой публики». Упоминание Вилья-Алегре подвигло Килапана на очень любопытное примечание: «В Вилья-Алегре, ранее звавшемся Варакулен, покоятся останки аббата Хуана Игнасио де Молина, перевезенные из Италии в его родное селение. Он преподавал в Болонском университете, где его статуя украшает вход в пантеон знаменитых сынов Италии между статуями Коперника и Галилея. Согласно Молина, родство греков и арауканцев не вызывает сомнений». Этот Молина был иезуитом и натуралистом, и жил он с 1740 по 1829 год.

Через некоторое время после визита в «Лос-Санкудос» Амальфитано снова повстречался с сыном декана Герры. На этот раз молодой человек оделся как пастух — но чисто выбритый и пахнущий одеколоном «Кальвин Кляйн». Только шляпы не хватало — настолько он походил на настоящего ковбоя. Сын декана буквально бросился на него, и вообще все это было как-то странно. Амальфитано шел себе по коридору в здании факультета — очень и даже слишком длинному, в этот час дня еще и темному и пустому, — как вдруг на него из-за угла выскочил Марко Антонио Герра, да так резво, словно бы решился пошутить в самом дурном вкусе или попытался напасть. Амальфитано чуть не подпрыгнул на месте и на автомате взял и врезал ему по морде. Да это же я, Марко Антонио, сын декана, — это прозвучало сразу после второй оплеухи. Затем оба друг друга узнали, успокоились и вместе подошли к квадрату света в глубине коридора — Марко Антонио все это напомнило свидетельства тех, кто побывал в коме или пережил клиническую смерть: мол, они видят темный туннель, а в конце его — белый и блестящий свет, а иногда рассказывают о присутствии там покойных родственников, которые подают руку, или их успокаивают, или просят не идти дальше, ибо час или микроотрезок секунды, в которые случается переход, еще не настал. А вы как думаете, сеньор? Это всё люди на пороге смерти выдумали или это действительно случалось? Это всего лишь сон агонизирующего человека или нечто возможное в нашем мире? Не знаю, сухо ответил Амальфитано — он еще не оправился от страха и к тому же не хотел повторения прошлой встречи. Ладно, сказал молодой Герра, если вам интересно мое мнение, то — нет, не верю я в это. Людям свойственно видеть то, что им хочется, и никогда то, что хотят видеть люди, не соответствует действительности. Люди — они трусы, даже когда испускают дух. Я вот вам по секрету скажу: человек, говоря в общем и целом, более всех живых существ похож на крысу.

Однако желаниям Амальфитано (отделаться от молодого Герры сразу по выходе из коридора, напоминающего про жизнь после смерти) не суждено было сбыться: пришлось идти за юношей без дальнейших разговоров, ибо сын декана имел при себе приглашение на ужин в доме ректора Университета Санта-Тереса, сиятельного доктора Пабло Негрете. Поэтому он сел в машину Марко Антонио, который подвез его до дома и с неожиданной робостью остался ждать его снаружи, охраняя машину, словно бы в этом пригороде свирепствовали бандиты, — а Амальфитано тем временем освежился и переоделся, а его дочь, которую, естественно, тоже пригласили, делала то же самое или нет — не важно, девочка могла одеться на ужин по собственному вкусу, но он, Амальфитано, должен был явиться к семейному очагу Негрете хотя бы в пиджаке с галстуком. Ужин же, если отвлечься от всего этого, выдался вполне обыкновенным. Доктор Негрете просто хотел с ним поближе познакомиться и предположил — или ему подсказали, — что их первая встреча в ректорате была намного холоднее, чем первая встреча в домашней обстановке; дом же действительно представлял собой благородный особняк в два этажа, окруженный невероятно пышным садом: там высадили растения со всей Мексики и не было недостатка в тенистых и удаленных от троп уголках, где можно было бы встречаться в ограниченном составе. Доктор Негрете был человеком молчаливым, погруженным в свои собственные мысли, и ему больше нравилось слушать других, чем дирижировать диалогом. Его заинтересовала Барселона, он припомнил, как во времена своей молодости ездил на конференцию в Прагу, рассказал о бывшем преподавателе Университета Санта-Тереса, аргентинце, который сейчас вел занятия в Калифорнийском университете, а все остальное время ректор молчал. Его супруга, в чертах которой угадывалась если не зачахшая красота, то достоинство и благородство движений, которых не было у ректора, оказалась более любезной с Амальфитано и в особенности с Росой, которая напомнила ей младшую дочь по имени Клара — так звали и ее саму — и которая уже давно жила в Финиксе. В какой-то момент Амальфитано заметил, как скрестились взгляды ректора и его супруги, и было в этом что-то неприятное. В глазах женщины он увидел нечто, более всего похожее на ненависть. А ректор, напротив, вдруг изменился в лице от страха — пусть даже на короткое, словно взмах крыльев бабочки, время, но все же… Словом, Амальфитано это заметил, и в какой-то миг (еще один взмах крыльев бабочки) ему показалось, что страх ректора вот-вот дотронется до кожи и приморозит ее. Очнувшись, он оглядел других приглашенных и понял, что никто не заметил пробежавшей тучки, более походившей на наскоро вырытую яму, из которой поднимался пугающий смрад.

Но он ошибся. Молодой Марко Антонио Герра очень даже заметил случившееся. А кроме того, понял, что он, Амальфитано, тоже это заметил. Жизнь ничего не стоит, сказал он ему на ухо, когда они вышли в сад. Роса села рядом с супругой ректора и сеньорой Перес. Ректор уселся под перголой в единственное кресло-качалку. Декан Герра и два преподавателя философии расположились рядом с ним. Супруги преподавателей искали, как сесть поближе к супруге ректора. Третий преподаватель (холостяк) остался стоять рядом с Амальфитано и молодым Геррой. Через некоторое время старая, даже ветхая служанка вошла с огромным подносом, на котором выстроились стаканы и бокалы, и поставила его на мраморный стол. Амальфитано хотел ей помочь, но затем понял, что его жест могут превратно истолковать как невежливый. Когда старушка вернулась с семью или более бутылками, с трудом балансировавшими на подносе, Амальфитано не выдержал и решил ей помочь. Увидев его, старушка распахнула глаза — и поднос начал выскальзывать у нее из рук. Амальфитано услышал крик, тоненький и смешной, одной из жен, и в тот же самый миг, пока поднос падал, различил тень молодого Герры, который подхватил его и удержал в совершеннейшем