Шагнула, приглашая туда:

— Что станешь пить: кофе или сок?

Корозов пожал плечами, как бы соглашаясь с тем, что выберет она, и прошел в зал. Тамара показала ему на стул и разлила по бокалам стоявший на столе сок. Села, сделала глоток, окутывая Глеба своим туманным взглядом. Глеб тоже сел напротив:

— Чем же вызвано твое приглашение?

Деловой тон, который прозвучал в его голосе, не очень понравился Тамаре. Но она вынуждена была принять его, пальцами поправляя волосы.

— Я сказала тебе, что мне не нужна охрана, но это не значит, что мне не нужна защита, — выговорила она без всякой прелюдии. — Кажется, мне некого теперь бояться, но я почему-то испытываю жуткий страх. Не знаю, чего или кого. Я чувствую, что мне нужна постоянная защита. Надежная, как каменная стена. Я обыкновенная женщина. А обыкновенная женщина всегда нуждается в защите. У меня плохие предчувствия, Глеб. Мне опять кажется, что мне грозит опасность. Как будто из каждой щели лезут черти.

Глеб внутри себя усмехнулся. Тамара пыталась разжалобить его, но сегодня был не тот случай. Конечно, она должна стараться защищать себя, это естественно для любого человека, но только не ценой чужих смертей. Да, Кровельщик и Райка были подонками, но зачем же уподобляться им?

Правда, желать убить — это не преступление, но это та грань, за которой пропасть. И она ступила в эту пропасть, наняв для убийства домработницу и вручив ей яд. Теперь у нее другой страх, она чувствует близость возмездия, хотя не понимает, откуда оно надвигается. А может, понимает, да только ведет какую-то новую свою игру.

Он всмотрелся в ее глаза:

— Однажды в этом же зале ты уже обращалась ко мне с подобным вопросом. Тогда ты отказалась от помощи полиции. Тебе нужна была моя охрана. Теперь же моя охрана тебе не требуется, и полагаю, что от полиции ты также откажешься. О какой тогда защите ты ведешь речь?

— Полиция мне не нужна, — покачала головой Тамара и гордо вскинула ее: — Я всегда полицию представляю как скорую помощь. Но сейчас у меня не такой момент. Мне не требуется скорая помощь. Я не прошу об охране. Нет. Не в такой защите я нуждаюсь теперь. Но я, как когда-то, опять обращаюсь к тебе, потому что мне нужен человек, за которым я постоянно была бы как за каменной стеной. Я думала, что таким человеком был Кир, но я очень ошибалась в нем. Мне казалось, что он меня любил, но это только мерещилось. Я сильно заблуждалась. Как обнаружилось, любил он свою невестку и завещал ей все свое наследство. Ты представляешь, Глеб, как это тяжело — жить с человеком, который тебя не любит. Невыносимо. Видно, поэтому и мои чувства были далеко от него. Я тоже не любила его, Глеб. Никогда не любила. Всякий раз, когда я ложилась с ним в постель, для меня это было испытанием. Ужасным. Его ласки, они были отвратительны. А ведь я красивая женщина, я могу и умею любить. И я хочу, чтобы меня любили.

Она сделал паузу после длинного монолога. Эта пауза говорила лишь об одном — за нею последует самое главное, то, зачем Тамара позвала его.

— Скажи мне, Глеб, а по-твоему, я красивая? — спросила в лоб, въедаясь взглядом в его глаза.

Корозов прижался к спинке стула, чуть помедлил — можно было уйти от прямого ответа, можно было увести разговор в другую плоскость, но это в действительности ничего не поменяло бы, посему он ответил прямо:

— Ты очень красивая, Тамара.

— Я тебе нравлюсь? — снова в лоб спросила она.

Тут уж он немного забуксовал:

— В каком смысле?

— В самом прямом, — ответила. — Ты хочешь меня?

— Ты забываешь, Тамара, у меня есть жена, — напомнил Глеб.

— Все это такие пустяки, Глеб, такие пустяки. — Она вся подалась вперед, ноздри вздрогнули и голос задрожал: — Я хочу тебя. Я давно хочу тебя. Я влюбилась в тебя, как только увидала первый раз. Ты такой основательный. Ты настоящий защитник. Я точно знаю, что в ресторане не была убита лишь потому, что рядом со мной был ты.

Корозов был ошарашен. Даже не нашелся сразу что ответить. Не ожидал.

— Не отталкивай меня, Глеб, — продолжила она. — Женщину нельзя отталкивать, когда она хочет любви. Нельзя. Нельзя!

Это было так безапелляционно сказано, что прозвучало как требование.

Наконец Корозов привел свои мысли в порядок. Игра. Конечно, игра. А как профессионально. Но зачем все это? Истерика. Хватается за соломинку. Однако теперь можно понять, почему Семеныч попал в ее сети. Но с ним этот номер не пройдет. Он продумывал сейчас, как отказать ей, чтобы не было грубо и обидно. А она вдруг резко поднялась со стула. Красивая до рези в глазах, стройная и раскрасневшаяся. Закинула руку за спину, расстегнула молнию на спине. А потом резко подняла подол платья и через голову сняла его. Осталась совершенно голой. Все это было так стремительно и неожиданно, что Глеб снова опешил. Под платьем ничего не было, только красивое тело.

— Разве от меня можно отказаться? — спросила категорично. — Посмотри на мое тело. Посмотри, какие красивые формы. Ведь это редкая красота. От такого тела не отказываются. И я предлагаю его тебе. Возьми меня, Глеб.

— Зря все это, — не пошевелившись, через минуту выдавил он из себя, — зря. Я люблю Ольгу, и лучше нее для меня никого нет. Поищи другого защитника.

Лицо Тамары сразу изменилось, на нем появилась сильная растерянность и отрешенность. Она, не надевая платье, снова села на стул, как бы говоря своим видом: присмотрись, подумай еще, у тебя есть время. И продолжила беседу. Но слова уже потекли через силу. Тамара сбивалась с мысли, отвечала и задавала вопросы невпопад, вставала, подходила к окну, смотрела и судорожно пила сок. Глеб попросил ее надеть платье, но она не слышала его, думая о чем-то своем.

Вдруг задержалась у окна, вглядываясь в машину, подъехавшую к подъезду. Затем метнулась в кухню и там стала напряженно смотреть в окно, судорожно сжимая бокал.

Она оторопела от того, что увидела, как из «Газели» сначала вышел Акламин, за ним — два оперативника, потом — врач. Значит, никуда он не исчез, мелькнуло у нее в голове, он просто арестован. И привел полицию к ней. Следовательно, все им рассказал, выдал ее, поэтому нежданно-негаданно пропали домработницы. Тамара схватилась за голову, продолжая смотреть вниз. И вдруг увидала, как из «Газели» вышел Кир. А ведь она убеждена была, что его нет в живых. У нее в глазах появился ужас и мертвый блеск. Руки лихорадочно задрожали, безрассудность сжала ее сердце.

Тамара шагнула к шкафу, открыла дверцу, достала пузырек с каплями, сосредоточенно, будто это было главной целью всей ее жизни, открыла и вылила его содержимое в бокал с соком. После этого отдышалась, и, напряженно улыбаясь, с бокалом в руке вернулась в комнату. Глеб увидал на ее лице печать глубокого равнодушия, спокойствия и решимости. Женщина молча села на свое место, совершенно забыв о том, что она раздета, что следовало бы одеться, и громко спросила:

— Так о чем мы говорили?