Вполне может быть. Озноб бывает и нервный. А последнюю пару суток безоблачной не назовешь. Подобные стрессы без последствий не переносит никто. Организму нужно время, чтобы восстанавливаться. Иначе – тоска задавит. От бездомности, от безнадежности ситуации, от полной своей беспомощности…

Стоп. Хватит гундеть. От кажущейся беспомощности, ты понял? От кажущейся! Тем более, если верить всяким теориям, например вероятностей, количество мелких неприятностей отнюдь не должно превращаться в одну большую пакость, наоборот: стоит ждать удачи. Крупной. Или – очень крупной. По крайней мере, в это верить мне гораздо приятнее, чем в обратное. Другое дело, люди способны проглядеть любой подарок судьбы. Даже такой, как алмаз со страусиное яйцо. И не мудрено: неограненные алмазы похожи на грязноватое битое стекло. А мы все хотим блеска. Много и сразу.

– Что-то ты угрюм. Сидим вдвоем, и каждый пьет в одиночестве. Прямой путь к алкоголизму. Этак сопьемся, а?

– Не успеем.

– Иди-ка все же баиньки. Спальни на втором этаже. Выбирай любую.

Я только кивнул. Поднялся на второй, прихватив с собой бутылку, постоял под горячим душем, заглотнул пригоршню прописанных Катковым таблеток, запил джином. Посидел, закутавшись в полотенце. Услышал шум воды в душевой: Ольга. Чуть смущаясь, чувствуя себя жуликом, спустился вниз, вытащил из бара бутылку водки, налил стакан доверху и – выпил единым духом. Перебил вкус водки мускатным орешком и вернулся в спальню.

Опьянения по-прежнему не было. Зато была усталость. Она пришла вдруг, сразу, навалилась на веки тяжелым ватным комом, я забрался под одеяло, блаженно растянулся, заворачиваясь в него, как куколка в кокон, сунул руку под подушку и – уснул. Уже какие-то предсонные грезы неслись в воображении, а я вспомнил, что не почистил и не перезарядил оружие, да и вообще пистолет остался лежать на столике, лучше бы под подушкой… Но мысли эти плыли уже вяло, их словно заливала вода: теплый, струящийся водопад, под которым стояла, зажмурившись, обнаженная девчонка… Откуда-то лилась музыка, девчонка двигалась ей в такт, выгибалась плавно и бесстыдно, зная, что я наблюдаю за ней… Потом мы оказались рядом, она опустилась на колени, и я почувствовал ее губы… Я словно летел в невесомых воздушных струях, наполненных мерцающими теплыми каплями… Мир взорвался, дыхание перехватило, я застонал и – открыл глаза.

Первое, что увидел, был украшенный нарочито грубоватыми деревянными перекрытиями потолок спальни. И еще – я ощущал полное облегчение, словно приснившееся свидание произошло наяву. Скользнул взглядом вниз. Ольга откровенно издевательски улыбалась:

– Ну да. Мужчинку изнасиловали во сне. Да еще в извращенной форме. – Она сделала круглые глаза. – Или ты недоволен?

– Да как-то это…

– Ну да. Сон – не явь. Много лучше. Так что ж тебе снилось? Мне-то всю ночь – кошмары: то потоп, то пожар, то наводнение. Чуть свет лежала уже без сна и пялилась в потолок. Потом собралась с духом, сварила чашку кофе на скорую руку, забралась в душ. А из твоей спальни услышала стоны; ну, думаю, мается молодой человек жутью. Заглянула. Из чистого девичьего любопытства. И что вижу: мечешься под простынями, аки мустанг-первогодок. Везет же некоторым со снами: желание твое было выражено однозначно – столб столбом. Ну не могла я оставить такое сокровище на произвол судеб. Ревность бы замучила: что за кино смотрел во сне?

Мне казалось, что я только уснул, проспал минут пять, от силы – десять. Но взглянул в окно: там явственно обозначился рассвет.

– Ну да, – перехватила мой взгляд Ольга. – На заре ты его не буди… Ладно, балдей, я кофе сварю, ага?

Мне вспомнились развлечения вчерашнего утра; все было почти как сейчас, в каком-то полусне, и вот чего я тогда не удосужился, так это даже узнать имена милых ночных фей. Нехорошо. Я вздохнул. Возможно, даже покраснел.

– Я тебя умоляю! – нараспев, словно цитируя героиню неведомого мне фильма, произнесла появившаяся с подносом Ольга. – Ты все же не настолько стар и закомплексован, чтобы придавать этому какое-то значение! Ну что, потерпевший, чашечку кофе – и в душ?

Кофе я выпил тремя глотками и через минуту уже стоял под горячими струями. Вытерся, размотал бинт. Царапина выглядела вполне пристойно. Залепил ее пластырем.

Ольга вошла абсолютно непринужденно, оглядела меня бесцеремонно с головы до ног, а я почувствовал злость и… возбуждение.

– Ну вот, я знала, что ты настоящий мужик, – хрипло произнесла она, одним движением сбросила халат, приблизилась…

На этот раз мы безумствовали долго. Небольшая кушетка, стоявшая в душе, оказалась совсем не хрупкой; зеркала со всех сторон отражали наши опаленные любовной горячкой тела… Оля старалась превзойти себя и демонстрировала все, на что способна, который раз доводя почти до кульминации… Одиноко взбиралась на пик, замирала там, вскрикивала, и – летела вниз, увлекаемая неудержимой лавиной… Потом все начиналось сначала, вот только паузы между ее подъемами и спадами становились все короче и короче, она слов-но балансировала на острой грани, приближая к ней меня… На мгновение мы замерли и – стремительно – низверглись вниз… Волны судорог проходили по нашим телам, а кожу словно кололо тысячью изморозевых иголочек…

Мы лежали на узенькой лавчонке, обессилевшие и расслабленные. Ольга произнесла шепотом:

– Это было божественно. – Помолчала, добавила: – Это не комплимент. Это действительно так. Ты умница. Даже среди настоящих мужиков так мало умниц…

По-видимому, рот мой исказила гримаска, я собирался сморозить что-то резкое, типа: «А среди вас, баб, дур тоже горстями!» Уж очень нерадостно, когда тебя сравнивают с кем-то, будто ты чистопородный жеребец арабских кровей… После скачек.

Но в интуиции Оле не откажешь. Она мягко прикрыла мне рот ладонью, произнесла тихо:

– Молчи. Если бы только знал, какие вы, мужики, глупые… Как вид. Не потому, что дураки, а… Ну, знаешь, как олени на турнирных боях..

Она вылила на себя шампунь, постояла под душем, завернулась в махровый халат и вышла, бросив:

– Завтрак будет через пять минут.

Я стоял под горячими струями и чувствовал огромное облегчение. Словно все мои проблемы испарились, ушли, исчезли, как предутренний туман. Я поколдовал с кранами, делая воду то ледяной, то снова горячей, голова прояснялась, и в ней звучала только одна мелодия: «You are in the army now…»

Через десять минут я сидел в столовой. Белая крахмальная скатерть, бекон с яйцами, большой фарфо-ровый кофейник, толстые чашки, ломти ветчины, хлеб.

Какое-то время я молча поглощал приготовленное, потом произнес не без ехидства:

– Похоже, твоя подруга всегда готова, как юный пионер!

– К чему?

– К приемам.

– В смысле… Уж не думаешь ли ты, что и у меня дома, и здесь, у подруги, притон? Этакий высокока-чественный бордельеро для пресытившихся или, на-оборот, эксперементирующих барышень и плейбойствующих мужчинок от шестнадцати до семидесяти пяти?