— Наверное, я понял бы все гораздо позже, а может, вообще ничего не сообразил бы, если б не Юлька. — Никита вернул стакан и снова заговорил: — Она сразу его невзлюбила и первой заподозрила, что он не тот, кем хочет казаться. А меня вдруг осенило: уж больно все легко. И свидетелей подсовывает, и улики. Я не первый год в журналистике, знаю, как ведет себя ваше братство. Фиг что дознаешься, тем более на скользкие темы. А тут — на тебе, дорогой, пользуйся. Он хотел, чтобы я написал об этом статью. Какая-то провокация?

Саблин едва заметно улыбнулся.

— Вы даже не представляете ее масштабы и последствия для государства!

— Он шпион, верно?

Саблин развел руками.

— Понятно! — вздохнул Никита. — Не скажете, да?

— Почему вы избрали такую странную линию поведения? — вместо ответа спросил Саблин. — Не пошли к друзьям, знакомым… Скажем, к Рипину или Никифоровой, спрятались в воинской части, а после и вовсе прибились к незнакомым людям?

— Банально все объясняется, — ответил Никита. — Завадский забрал у меня телефон, а без него я не мог им позвонить, номеров не помнил. Интернетом пользоваться боялся, думал, и, кстати, справедливо, что ящик давно взломали и отслеживают. У Татьяны я в гостях никогда не был, а Пашка недавно купил квартиру и съехал с прежней. Да и боялся я знакомых подставлять.

Вспомнив о Даше, Никита стиснул зубы.

— Но к Роману Атанасяну вы, тем не менее, обратились?

— Рома мог меня вывезти из Москвы. Надеюсь, у него не будет неприятностей, ведь мы так и не встретились?

Саблин поморщился.

— Никита, не считайте нас круглыми идиотами. Мы ведь проверяли всю поступающую информацию. На роль тайного агента вы не годились: слишком известны в своем городе, а сам город для иностранной разведки никакого интереса не представляет. За Харламовым мы наблюдали давно, не погибни он в перестрелке, его бы задержали через пару часов. Завадский оказался той самой неизвестной фигурой, которая путала все карты. Но гораздо больший переполох вызвало ваше появление в Москве и совершенно нелогичное, непредсказуемое поведение. Плюс ваше знакомство с Никифоровой — с ней могла быть связана утечка информации в Раменском, где испытывали «Рапиру». Было бы намного проще, и жертв было бы намного меньше, если б вы попытались выбраться из Москвы. Ориентировки были разосланы, и рано или поздно вас бы обнаружили. Но вы так мастерски запутали следы, ушли от слежки, что мы невольно засомневались: действительно ли вы не причастны к диверсии? А потом вы и вовсе обнаружились в квартире подруги Харламова.

— Чего же вы не задержали меня сразу? И Даша была бы жива!

— Собирались! Но вы позвонили Атанасяну. Ваши разговоры прослушивались, в квартире мы установили аппаратуру. Мы поняли, что вы до конца ни в чем не разобрались, а о том, что Дарья Свиридова — любовница Дмитрия Харламова, вообще не знали.

— Я понять не могу, почему Завадский не убрал Паршина, а Харламова пристрелил?

— Паршин был связан только с Харламовым, в этой цепочке он был конечным звеном. А задержи мы Харламова, тут бы не поздоровилось многим. Поэтому его решили ликвидировать. Не получись это у Завадского, нашелся бы другой киллер.

— И вы не в курсе теперь, на кого работал Харламов? То есть операция провалилась?

— Не скажите, не скажите! — улыбнулся Саблин. — Завадский у нас в руках! Правда, кое-кто успел покинуть Россию и скрывается в одной из сопредельных стран, но, сами понимаете, дело времени…

— Значит, Завадский жив? — Никита откинулся на подушку и уставился в потолок. — А я, честно сказать, думал, вы его прикончили там, на квартире…

— Такой задачи не ставилось! — усмехнулся Саблин. — Но подбитый гусь уже не взлетит…

Никита не ответил и насупился. Саблин собрал в стопочку бумаги, выключил диктофон, однако с места не тронулся.

— А Максим? — Никита с трудом сел на постели.

— Что? — не понял Саблин.

— Максим Величко. Его убил Завадский?

— Мы склонны думать, что смерть Величко — всего лишь случайное совпадение, — медленно сказал Саблин. — Бытовое убийство. Мы будем держать его на контроле, но, как это ни прискорбно, ваш Максим, очевидно, погиб в результате обычной пьяной драки.

— Пьяной драки? — опешил Никита. — Вы сами верите в пьяную драку, ночью, в лесу? Что он такого совершил, чтобы его убивать? Допустим, в темноте снес палатку с двумя дрыхнувшими туристами или напугал парочку любовников. Ну, по морде настучали бы, в крайнем случае, но не убивать же парня?

Саблин поджал губы, затолкал бумаги и диктофон в черную папку. Никита понял, что на его вопросы не ответят. Все бесполезно!

Он нахмурился и спросил:

— Что теперь будет? Ну, со мной и вообще?

— С вами? Ничего. Вернетесь домой. Врачи понаблюдают за вами некоторое время, но, в принципе, вы свободны. Как только почувствуете себя лучше, поезжайте домой.

— Мне лучше! — сквозь зубы произнес Никита. — Я бы хотел сегодня уехать.

Саблин улыбнулся.

— Хорошо! Я распоряжусь! А теперь давайте обсудим еще несколько моментов, но уже не под протокол…

Поздно вечером служебная машина доставила Никиту прямо к перрону. Через несколько минут он зашел в вагон. Дождавшись, пока поезд тронется, красивая блондинка на высоких каблуках и в легкомысленном платьице поднесла к губам мобильный телефон и доложила кому-то, что объект благополучно отбыл.

* * *

Никита лежал на верхней полке купейного вагона, мрачно смотрел в окно и не обращал внимания на старушку, которая ехала на нижней полке напротив. Других попутчиков не было, и старушка определенно побаивалась соседа с распухшим лицом, щедро расцвеченным старыми синяками и ссадинами. Правда, хмурый молодой человек вел себя тихо, водку не пил, не буянил, с разговорами не лез, а ночью, когда в окно ударили яркие фонари полустанка, она проснулась и услышала, что парень вроде бы плачет. Не веря ушам, старушка даже подняла голову от подушки и разглядела в неверном свете мелькавших огней, как подрагивают его худые плечи.

За двое с лишним суток они не перемолвились ни словом. К исходу второго дня старушка робко предложила ему пирожки с картошкой и копченый окорок. Парень, похоже, ничего не ел и пил лишь воду из большой бутылки, что лежала у него в изголовье. Но сосед глянул на нее пустым взглядом и отвернулся к стенке.

Утром он спустился вниз, устроился напротив. Багажа у него не было. Старушке показалось это еще более странным, чем ночные рыдания. Но скрытые темными очками глаза внимательно следили за мелькавшими за окном соснами, а губы были плотно сжаты. К разговору парень был явно не расположен.

Вскоре он сошел на большой станции. Поезд стоял там двадцать минут, и старушка успела разглядеть во всех деталях, что происходило на перроне. С двух сторон к ее попутчику бросились две девушки. Первая, огненно-рыжая, тотчас повисла у него на шее. Парень же стоял, как истукан, и лишь отворачивал лицо от ее поцелуев. Вторая, красивая брюнетка, подоспела чуть позже, решительно отстранила рыжую и расцеловала парня в обе щеки. Рыжая принялась тянуть его за собой, а он упирался, мотал головой, как взнузданный конь, и не шел. А брюнетка стояла в стороне и тоже не уходила…