– Потом Роджерс вернулся в Англию. Опозоренный, по уши в долгах, но все еще опасный для нас.

– В Англии я исправлю свою оплошность. Даю слово.

Он кивнул. Мы обнялись, и я пошел к Энн.

Некоторое время мы с ней сидели молча, слушая песни и улыбаясь голосам подгулявших матросов.

– Через несколько месяцев я отплываю в Лондон, – сказал я ей. – Буду только рад, если и ты отправишься со мной.

– Для ирландки Англия – неподходящее место, – засмеялась Энн.

Я кивнул. Возможно, так будет лучше.

– Значит, останешься с ассасинами? – спросил я.

– Нет, – покачала головой она. – В моем сердце нет такой убежденности, как у них. А ты?

– Может быть, когда-нибудь потом, когда разум успокоится и кровь остынет.

Издали донесся крик – известие о корабле, входящем в бухту. Мы переглянулись, поскольку оба сознавали: с приходом этого корабля и для меня, и для нее начиналась новая жизнь. Я по-своему любил Энн. Думаю, и она меня любила. Но пришло время расстаться, и мы на прощание поцеловались.

– Ты – хороший человек, Эдвард, – сказала Энн, и ее глаза блеснули. – И если ты научишься жить на одном месте дольше недели, ты станешь и хорошим отцом.

Оставив ее, я поспешил на берег, где к причалу швартовался большой корабль. Спустили сходни. Появился капитан, держа за руку очаровательную девятилетнюю девочку, которая вся светилась от радости.

«Вылитая мать», – глядя на тебя, подумал я.

Ты была прекрасным видением, моя маленькая Дженнифер Кенуэй, моя дочь, о существовании которой я даже не подозревал. Ты храбро отправилась в далекое путешествие по морю. Твой дед был категорически против, но твоя бабушка благословила тебя, и ты поплыла, чтобы разыскать меня и сообщить запоздалую и очень печальную весть.

Моя любимая Кэролайн умерла.

(Наверное, тебя удивило, почему тогда, на причале Инагуа, я не проронил ни слезинки, услышав об этом. Дженни, я и сам удивлялся почему. Честное слово.)

Нам с тобой предстояло плавание в Англию, и за это время я рассчитывал получше тебя узнать. Я многое тебе рассказал, однако кое-что был вынужден утаить, поскольку у меня еще оставалось достаточно незавершенных дел. Кажется, я тебе говорил о незавершенных делах, которые мне обязательно нужно довести до конца? Что ж, предстояло сделать еще немало.

В плавание к английским берегам я взял горстку матросов, выбрав самых надежных. Пересечение Атлантического океана было тяжелым. Нам пришлось сделать остановку на Азорских островах и дожидаться благоприятной погоды. Оттуда мы взяли курс на Англию, на Бристоль. Я плыл в родные края, где меня не было более десяти лет и куда мне категорически запретили когда-либо возвращаться.

На подходе к Бристольскому каналу мы сняли с мачты «Галки» черный флаг и надежно спрятали в сундуке моей каюты. Вместо него мы подняли британский торговый флаг. Этого было вполне достаточно, чтобы позволить нам войти в гавань. Убедившись, что «Галка» не является военным кораблем, портовые власти Бристоля разрешили судну встать у причала, а мне – сойти на берег.

После долгого отсутствия я вновь очутился в гавани Бристоля. У меня перехватило дыхание. Я успел полюбить Кингстон и Гавану, не говоря уже о горячей любви к Нассау. Но вопреки всему, что здесь когда-то случилось, а может – благодаря тем событиям, Бристоль по-прежнему оставался моим домом.

Я шел по причалу, и люди оборачивались мне вслед. Естественно, я не был одет как пират, но меня окружал ореол таинственности. Возможно, те, кто постарше, помнили меня. Торговцы, которым я сбывал овечью шерсть и мясо. Завсегдатаи таверн, с кем я выпивал накануне отплытия и кто слышал мою хвастливую болтовню. Людскую молву не удержишь, и вскоре по городу распространится весть о моем возвращении. Как скоро об этом узнают Мэтью Хейг и Уилсон? А Эмметт Скотт? Поймут ли они, что Эдвард Кенуэй не просто вернулся, нарушив запрет? Он стал сильнее и могущественнее и намерен расквитаться с ними за старое.

Ночь я провел в одном из городских пансионов. Наутро, раздобыв лошадь и седло, я отправился в Хэзертон. Я скакал без остановки, пока не оказался на месте старой отцовской фермы.

Зачем я сюда приехал? Этого я сам толком не знал. Думаю, просто захотелось взглянуть на родные места. Спешившись, я долго стоял в тени дерева, глядя на свой старый дом. Разумеется, его отстроили заново, и он лишь отчасти был похож на тот, в котором я вырос. Но пристройка к дому ничуть не изменилась. Она выглядела как во времена совместной жизни с Кэролайн. И ты, Дженнифер, была зачата именно в этой пристройке.

Я поехал обратно и на полпути между Хэзертоном и Бристолем остановился еще возле одного хорошо знакомого места. Я говорю о таверне «Старая дубинка». Я привязал лошадь, не забыв дать ей воды, затем открыл дверь и… Все выглядело так, как я помнил: низкий потолок, сумрак, сочащийся прямо из стен. И здесь я не был более десяти лет. Мой прошлый визит сюда закончился убийством. Моим первым убийством. Не берусь считать, скольких я лишил жизни после.

И их список придется продолжить.

За стойкой я увидел женщину пятидесяти с лишним лет. Она наливала эль. Я подошел. Женщина выпрямилась и устало посмотрела на меня.

– Здравствуй, мама, – сказал я.

Мы сели у стены, подальше от любопытных глаз немногочисленных посетителей таверны.

– Так, значит, это правда? – спросила мать.

В ее длинных волосах появились седые прядки. Лицо исхудало; с него не сходило выражение усталости. Мы не виделись всего (всего?) десять лет, а выглядела она постаревшей на все двадцать или даже тридцать (если не больше).

И в этом была исключительно моя вина.

– Что правда, мама? – осторожно спросил я.

– Что ты – пират?

– Нет, мама. Я не пират. Уже не пират. Я вступил в орден.

– Так ты монах? – спросила она, приглядываясь к моей одежде.

– Нет, мама. Не монах. Это другой орден.

Она вздохнула. Мои слова не произвели на нее никакого впечатления. У таверны был новый хозяин. Он шумно вытирал кружки, зло поглядывая на нас. Ему явно не нравилось, что моя мать отлучилась из-за стойки, но свое недовольство он держал при себе. С пиратом Эдвардом Кенуэем шутки плохи.

– И ты решил приехать домой? – продолжала мать. – Я слышала про твое возвращение. Говорили, ты вчера приплыл на сверкающем галеоне и сошел на берег, как король. Знаменитый, гордый собой Эдвард Кенуэй. Ведь ты всегда этого хотел?

– Мама…

– Разве не об этом ты постоянно мечтал с ранних лет? Тебе всегда хотелось куда-то отправиться, разбогатеть, подняться в обществе, стать достойным человеком. И неужели ради всего этого нужно было становиться пиратом? – язвительно усмехнувшись, спросила она.