– А вы куда, капитан? – неожиданно развязно брякнул зам. – И зачем вам краска?

– Нагибать, Макс, нагибать, – открыто усмехнулся я, прислушиваясь к шёпоту Хаттори Хандзо в своей голове. – Мне только что подарили прекрасный повод, чтобы преподать этому городу один-единственный и максимально доходчивый урок. Тот, которого он заслуживает…

* * *

История дворянского рода Платовых насчитывала порядка трёх сотен лет. Потомки славного казачьего атамана, верной службой заработавшего наследное дворянство и получившего его из рук императора Ярослава Справедливого, сражались с турками, персами, англичанами и прочими недругами государства на протяжении ещё двух веков, в перерывах между войнами не забывая предаваться разгульной жизни в столице. Состояния не сколотили, землями не обзавелись, а долгов наплодили столько, что даже суммарное жалованье всего лейбказачества, в котором Платовы по традиции занимали довольно высокие должности, не смогло бы заполнить бездну грядущей финансовой катастрофы. Как и происходит в подобных ситуациях, вмешался случай.

Князь Илья Александрович Морозов.

Для Михаила Платова и по сей день было до конца неясно, на каких условиях его род неофициально перешёл под длань клана. С тех пор прошли десятилетия, подрастали новые поколения Платовых, в чью обязанность вменялась лишь одна скромная малость – контроль части огромного богатства, принадлежащего лично князьям Морозовым. Не клану. Князьям!

Неудивительно, что к рукам поверенных кое-что прилипало. Благосостояние рода росло, позиции становились прочнее, Платовы обросли связями и обзавелись неким влиянием, исправно предоставляя аудиторам идеальную документацию и втихую сплавляя часть добываемого леса за рубеж.

В Китай.

Налаженные через клан Во Шин Во торговые отношения позволяли развернуться значительно шире, однако Михаил Андреевич дальновидно предпочитал хапать понемножку и регулярно, сдерживая постоянно растущие аппетиты родичей и соблюдая максимальную осторожность.

Поэтому, когда в его дела вмешалась какая-то захудалая ЧВК, дворянин ни на секунду не усомнился в единственно верном и самом простом решении. И вновь обратился к китайцам.

Нет человека – нет проблемы.

Во всяком случае, именно так он полагал, отдавая распоряжение разобраться с «полицейским» отрядом наёмников, и даже не постеснялся дёрнуть за некоторые ниточки в канцелярии, чтобы княжеская воинская повинность была закрыта именно силами «Сибирского Вьюна».

Хлопнувшая водительская дверь лимузина вырвала Михаила Андреевича из воспоминаний, которым он предавался на пути к особняку, стоявшему на отшибе, но на самом живописном участке на правом берегу Томмы.

– Кеша, что случилось? – лениво спросил дворянин, обращаясь к угрюмому бодигарду, зло тыкающему пальцами в телефонные кнопки. – Что за суета?

– На дороге затор, господин. Множество полицейских машин, репортёры какие-то. Мои люди из особняка не выходят на связь, – немедленно ответил телохранитель, насупился и попросил: – Оставайтесь здесь. Я всё выясню и разберусь. Игорь и Никон обеспечат вашу безопасность.

Платов изрядно струхнул и тревожно заёрзал на кожаном сиденье лимузина, осознав, что происходит нечто весьма неординарное. Слишком неординарное.

Потянулись томительные минуты ожидания.

Долгие, наполненные сомнениями и страхами, неуверенностью и абсолютным незнанием происходящего. Телохранители коротко переглянулись и также вышли из машины, настороженно обшаривая глазами окрестности поворота на единственную дорогу, ведущую к особняку.

Минуты тянулись долго, одна за другой, капля за каплей подтачивая нервы дворянина.

– Что?! Что, в конце концов, происходит?! – неожиданно для себя взвизгнул Платов, стоило старшему из телохранителей вернуться в салон.

– На дом совершено нападение. Слуги были взяты в плен и заперты в подвале. Охрану вырезали. Всех до единого, – глухо отозвался Кеша, тяжело бухаясь на сиденье. – Дом оцеплен полицией, Имперской Службой безопасности. Ведётся расследование. Нас уже ожидают, дорогу вот-вот расчистят…

Спустя пятнадцать минут лимузин подъехал к забору, огораживающему территорию особняка, с трудом лавируя среди припаркованных автомобилей различных служб. Выбравшись из машины, Платов нервно одёрнул полы элегантного белого пиджака и, высоко вздёрнув подбородок, зашагал по грязному снежному месиву, направляясь к своему дому. Заполненный снующими людьми внутренний двор он миновал уже практически невозмутимо, овладев обуревающими его чувствами и догадками. И так быстро, что телохранители не успевали расталкивать людей на пути его следования. Но в этом не было особенной нужды. Завидев приближающегося дворянина, многие служащие полиции и СБ отшатывались, провожая его странными долгими взглядами.

– Михаил Андреевич! Прошу вас, пройдёмте, дело не терпит отлагательств, – встретивший его внутри дома самолично начальник полиции правого берега успел ухватить своего старого знакомого и самого любимого взяткодавца за рукав и тихо прошептал, буксируя его в дальнюю гостиную комнату: – Не знаю, кому ты перешёл дорогу. Подумай как следует над тем, что ты сейчас увидишь…

Дальняя гостиная представляла собой нетипичный образчик архитектурного искусства – воплощая замысел зодчего, строители отдали под неё сразу два этажа и полностью выполнили внешнюю стену здания из стекла, чем обеспечили прекрасный обзор на живописные, покрытые инеем хвойные леса и обрывы, смыкающиеся вокруг полноводного русла Томмы, скованного льдом. Заходящее солнце заливало гостиную потоками теплого, золотисто-розового света, проникающими через стекло, превращая гостиную в идеальное место для созерцания.

– Господи, прости меня и помилуй, – беззвучно, едва шевеля губами, Михаил Андреевич произнёс слова покаяния, вставая перед панорамным окно и чувствуя, как в его груди зарождается тяжёлый и липкий комок страха. – За что Ты караешь меня? За какие грехи мои тяжкие?

На стекле, пронизанном потоками света, занимая почти половину импровизированного полотна, красовалась грубо и в то же время искусно намалёванная сакура. Цветущая сакура.

Сакура, у подножия которой неаккуратной грудой были свалены разрубленные человеческие тела. В воздухе гостиной пахло кровью.

Бойней.

Приблизившись на пару неуверенных шагов, Платов вновь покачнулся и слегка сощурился, всматриваясь в детали рисунка. Ломаные линии, умело нанесённые черной масляной краской, складывались в причудливо изогнутые ствол и ветви разлапистого дерева, а лепестки…

Лепестки цветущей сакуры неизвестный художник изобразил кровью своих жертв. Макая в неё отрубленные у них кисти рук и отпечатывая ладони на стекле. Сотни и сотни отпечатков…

К горлу Платова подкатил комок. Дворянин пошатнулся и бессильно опустился на одно из кресел, стоявших поблизости, растерянно отвёл взгляд, пытаясь собраться с мыслями, и упёрся глазами в отрубленную человеческую голову, установленную на журнальном столике промеж кресел и диванов. Пронзительные голубые глаза, торчащий чуб, золотая серьга в ухе…