– И ты здравствуй, Мудр. Слышал, неприятности у тебя, чуть ли не жизни тебя лишили. А гляжу – здоров, счастлив и богат по-прежнему. Где обретался, Мудр?

– Не так уж и богат, ваше сиятельство. И совсем не счастлив. А обретаться пришлось в Персии. Осталось у меня там кое-что, о чем не знал мой пасынок. Он-то и есть причина всех моих несчастий.

– Да? А по виду не скажешь. Вроде честный и толковый молодой человек.

Мудр аж зубами заскрипел.

– Не верьте ему, ваше сиятельство! Хитер, аки змей! Он-то меня и подвел под монастырь! Одно прошу, ваше сиятельство! Выдайте мне его! А я за это и долг прощу, и помогу вам Ярославль к рукам прибрать! А уж сколько там мильенов! Несчитано.

Никита Романович кинул мгновенный взгляд на Черкасского. Тот так и сидит, повесив голову. Про долги-то ему слышать было совсем не обязательно.

Никита Романович поднял вверх руку, призывая Мудра помолчать пока.

– Светлый князь, – обратился он к Черкасскому. – Ты иди, после мне расскажешь.

Тот поднялся с кресла, окинув Мудра недоумевающим взглядом, как бы спрашивая: «А этот откуда здесь взялся?» – кивнул Никите Романовичу и вышел вон.

– Говоришь, знаешь, как Ярославль к рукам прибрать? – обратился Никита Романович к Мудру.

– Знаю, ваше сиятельство. Надо измену государю там сыскать.

– Как же ее там сыщешь? Для этого надобно там людей своих иметь, да и, полагаю, нет там никакой измены.

Покончить с Ярославлем – давняя мечта Никиты Романовича. Считай, единственный большой город у земщины остался. Опять же столица. Центр всего. Там боярская дума, там деньги… Да, неплохо было бы покончить с Ярославлем. На этом, считай, и земщине конец. Но не начнешь же против них открытую войну! Предлог нужен хороший. Как в Москве.

Мудр извлек из одежды футляр, открыл его и извлек письмо.

– У меня человечек есть, ваше сиятельство. Чью хочешь руку подделает. Вот эта грамота писана якобы рукой ярославского архиепископа Пимена. И подписи там стоят князя Одоевского и других членов боярской думы. А также подписи многих купцов знатных. Один в один, не подкопаешься. А содержание грамоты таково – ярославцы, мол, отдаются под власть польского короля. – Мудр подошел ближе и протянул грамоту Никите Романовичу.

Тот махнул рукой – не надо, мол, и так верю.

– И что мне с той грамотой делать? Измену-то как доказать?

Увидев, что его предложение уже обсуждается, Мудр обрадовался, заспешил.

– Мой человечек отправится в Ярославль и грамоту эту спрячет за иконой богоматери в кафедральном соборе. Архиепископ, мол, грамоту ту написал, а теперь, собирая подписи знатных горожан, в потайном месте ее держит. Вы же, ваша светлость, прибудете к городу с войском, и когда архиепископ и горожане выйдут встречать государя, объявите им об измене. Они начнут отрекаться, а вы их поведете в храм и извлечете из-за иконы предательское письмо. Вот вам и измена, ваше сиятельство.

План, предложенный Мудром, был неплох, хотя и простоват. Прихлопнуть Ярославль – было, конечно, голубой мечтой Никиты Романовича. Опять же долг Мудру не хотелось возвращать. Ох как не хотелось… Но и Михайлу Митряева отдавать Мудру на расправу ему тоже не хотелось. Самому еще пригодится.

– Ты где остановился, Мудр?

– В четверти версты от слободы шатры поставил, ваша светлость.

– Ладно, Мудр. Ты иди пока, а я подумаю. Да поспешай, вечер уже, ворота вот-вот закроют, и придется тебе на улице ночевать. А завтра утром приходи, я тебе ответ дам.

Старенькая вишневая «семерка», притормозив, съехала с Новорижского шоссе на обочину и аккуратно, не спеша переползла через широкую, но не очень глубокую канаву. Отсюда начиналась лесная дорога, которую правильнее было бы назвать тропой. Они между собой и называли ее «тропой Хо Ши Мина»[6]. Такое название ей дал Васька Летов, один из новых друзей Шурика Пудовалова. Васька и был хозяином «семерки», на которой сейчас въехали в лес Шурик и трое его друзей. С Васькой, Егором Чудовым и Петькой Репсом Шурик познакомился благодаря Жеке Лузянскому. Вернее, благодаря Лузе он познакомился с Васькой, а уж через него – с Чудовым и Репсом. Все трое были членами тайной «организации молодых марксистов-ленинцев».

С Васькой Шурик встретился случайно на одной из «бандерложьих» тусовок, куда его привел Луза. Вообще-то Шурик никогда раньше не интересовался политикой, но в последнее время политика так тесно переплелась с его личной жизнью, что он уже перестал различать, где заканчивается его, Шурикова личная жизнь, а где начинается политика.

Стоило ему только связаться с Лузой, и волей-неволей Шурик оказался втянут в движение «бандерлогов». Но среди «бандерлогов» он пробыл недолго – ровно до того момента, пока не повстречал Ваську.

– Розовые либеральные слюни все эти пикеты, шествия, митинги, – проворчал себе под нос крупный молодой человек спортивного телосложения. – И занесла же меня сюда нелегкая…

Молодой человек сказал это так… ни к кому не обращаясь, но Шурику тотчас же захотелось ему ответить.

– Согласен абсолютно. Но что же тогда делать?

Молодой человек смерил его взглядом и протянул руку.

– Василий. Летов. Пойдем отсюда, товарищ.

Шурик пожал протянутую ему руку и ответил:

– Пойдем.

Когда они пробирались к выходу, Летов коротко бросил:

– Мочить их надо.

– Кого? – решил уточнить Шурик.

– И тех, и этих. Они все либерасты. И те, что у власти, и «бандерлоги» эти самые. И те, и другие только и могут, что сосать кровь из народа. Но с «бандерлогами» можно пока погодить, а начать разбираться с олигархами – самое время.

Шурик, наверное, потому и почувствовал безотчетное доверие к Летову, что слово «либерасты» прозвучало в его устах как ругательство. В устах же Лузы это слово было синонимом всего самого хорошего, прогрессивного, молодого, современного. А с Лузой в последнее время у Шурика сложились, мягко говоря, непростые взаимоотношения. Но все по порядку.

С того самого дня, как Шурик познакомился с бабушкиной подругой-экстрасенсом, события в его дотоле размеренной, спокойной жизни стали происходить просто с удесятеренной частотой. Чего стоил хотя бы сам сеанс… Шурик затруднялся дать ему четкое определение, но, по его мнению, больше всего подходило слово «ясновидение». Мало того что бабкина приятельница помогла вычислить его соперников в борьбе за обладание сердцем Ирочки Масловой – так вскоре после этого произошло знаменательное событие, которое Шурик был склонен считать прямым результатом того самого сеанса.